Убийца

– С социальной точки зрения – да, а с медицинской – нет!

– Она просила прислать ей священника.

– Хорошо, я распоряжусь.

– Так как же с ее защитой?

– Занесем в протокол, что она отказалась от защиты.

– А жаль, такой богатый материал для защиты редко встречается.

– Да, защита эффектная! Есть струнка для игры!

29 Облава на Куликова

Сыскная полиция была вся на ногах. Густерин, Ягодкин, несколько надзирателей и агентов работали по следам событий. Убийство камердинера и сбыт бриллиантов графа Самбери, убийство Онуфрия Смулева, исчезновение Гуся, убийство семейства купца Смирнова и Алёнки из Вяземской лавры – все эти злодеяния были сгруппированы вокруг личности зятя Петухова, почтенного коммерсанта Ивана Степановича Куликова.

Густерин все еще колебался сделать решительный шаг, дожидаясь известий из Орла, хотя розыски последних дней дали очень важные результаты. Одному из агентов удалось задержать на Горячем поле девицу Настюшу, которая показала, что бывший лакей графа Самбери Игнатий похвалялся своим близким знакомством с Куликовым и говорил, что может получить с него сколько хочет денег. Это показание само по себе не важно, но когда приказчику немца-ювелира показали фотографию Куликова и он категорически заявил, что бриллианты сбывал этот господин, то показание девицы приобрело громадное значение. Значит, Куликов не только сбывал вещи, добытые громилами его «Красного кабачка», но и принимал участие в ограблении квартиры графа, потому что иначе он не мог познакомиться с лакеем Игнатием и еще меньше мог находиться с ним в денежных отношениях, да еще «сколько хочешь» давать лакею денег. Значит, и лакей Игнатий вовсе не так безучастен был в убийстве. Все бывшие с девицей подтвердили, что Игнатий ушел к Куликову за деньгами и больше не возвращался. Не возвратился так же, как и Гусь.

Другой агент выследил Куликова, когда он кутил в «салошке» и подметил рабочего, приходившего в «салошку» с тайным докладом. Агент познакомился с рабочим, напоил его в трактире и узнал, что Иван Степанович подрядил его дать тестю какого-то лекарства, за что посулил пятьсот рублей и пятьдесят рублей дал на расходы. Этого же рабочего видели в приемной больницы, когда придушенный Коркиным Куликов лежал чуть не при смерти.

Один из надзирателей находился при заводе Петухова и наблюдал странные отношения тестя с зятем, причем Ганя, действительно изменившаяся до неузнаваемости, жила у отца отдельно от мужа.

– Неладное что-то там творится, – прибавил надзиратель, кончая свой рапорт.

Ягодкин настаивал на немедленном аресте Куликова, но Густерин отрицательно качал головой.

– Погодите. Все дело в результатах орловских розысков.

– Но показания Настюши…

– Что же? Вы сами знаете, что Куликов кутит в «салошке». Разве он не мог там познакомиться и с Игнатием, даже не подозревая его настоящей профессии.

– А деньги «сколько хочешь»?

– Кто это говорил? Лакей. Он мог прихвастнуть, чтобы иметь благовидный предлог скрыться, не заплатив карточного проигрыша. Наконец, у них могли быть какие-нибудь счеты по поводу девиц, певичек. Нет, это не веское доказательство!

– А лекарство и подкуп рабочего?

– Не наболтал ли пьяный ерунды? Если бы Куликов хотел отравить тестя, зачем ему подкупать рабочего? Он и сам мог это проделать десятки раз, живя вместе с тестем под одной кровлей.

Ягодкин пожал плечами.

– Трудно, ваше превосходительство, отказываться от своих убеждений. Насколько я горячо убежден в самозванстве душегуба и готов положить голову на пари, настолько же вы убеждены в противном и, конечно, желали бы доказать, что вы правы, но…

– Ошибаетесь, – перебил Густерин, срывая с носа пенсне и делая резкое движение рукой, – я вовсе не имею никакого убеждения в этом деле. Я действую только с необходимой осторожностью, как и всегда в подобных делах! Напротив, я теперь почти на вашей стороне, и мне хочется только выждать пару дней, пока получим донесения из Орла. Согласитесь, что пара дней не имеет значения.

– Имеет, ваше превосходительство: в пару дней Макарка может отравить тестя, ограбить все деньги и, бросив жену, скрыться. А вы знаете, что поймать Макарку нелегко! Если мы упустим его теперь, можно быть уверенным, что он не скоро явится в Петербурге! С капиталами Петухова и бриллиантами Самбери он легко проберется не только на юг, но и за границу.

Густерин стал крупными шагами ходить по кабинету, что свидетельствовало о его возбужденном состоянии.

– Разве рискнуть, – рассуждал он громко сам с собой, не обращаясь ни к кому, – арестовать будто бы по заявлению Степанова. Гм!.. Ри-ско-ван-но!..

– Ваше превосходительство, клянусь вам моей тридцатилетней службой, что здесь риска нет ни малейшего! Согласитесь, что я тоже не мальчик, способный увлекаться миражами.

– Знаю, знаю, но от ошибок и увлечений никто не гарантирован.

Густерин продолжал шагать по кабинету, когда вошел курьер и подал телеграмму. Он быстро разорвал печать и вслух прочел: