Убийца

Степанов пошел к хозяину, но Петухов не мог его принять; он лежал больной. Между тем Куликов потребовал, чтобы Степанов немедленно выехал с завода, так как ему нужна его квартира. Едва ли надо описывать, что испытывал и переживал оскорбленный и неожиданно лишившийся куска хлеба Николай Гаврилович. Он глубоко чувствовал свою обиду, но сознавал, что противиться невозможно, и через два дня, уложив свои пожитки, уехал из-за заставы. Далее судьба несчастной Гани занимала его меньше, хоть он не отказывался в душе помочь ей. У него появилась забота о своей собственной семье, оставшейся необеспеченной. Приходилось искать места, может быть в отъезд. Сбережений от службы у Петухова Николай Гаврилович имел немного, и на эти сбережения он мог прожить с трудом несколько месяцев.

Около двух-трех месяцев прошло в поисках места, пока Степанов получил наконец должность конторщика в Чекушах на одном из кожевенных заводов. Он устроился только к Пасхе и вскоре, выбрав один из праздничных дней, поехал за заставу проведать Ганю. Погода была хорошая. Застава оживлена. Николай Гаврилович зашел прежде всего на завод Петухова. Старых сослуживцев почти никого не осталось. Рабочих сокращено на две трети. Хозяин продолжал болеть. Молодые жили по-прежнему в домике Куликова; от служащих Степанов узнал, что Ганя страшно забита, мучается и почти не видится с отцом.

– Как бы мне повидать ее?

– Что вы! Муж запирает ее на замок, когда уходит, а когда дома – она дальше ворот не выходит; пасет на дворе свиней, моет полы, помогает в кухне кухарке – и больше ничего. Жизнь ужасная, неслыханная.

– Господи! Неужели из соседей никто не сжалится над несчастной, не донесет на душегуба!

– Посмотрите еще, какие приятели с Куликовым. Чуть не целуются, завсегда в гости ходят. Бывает, он при гостях начнет бить несчастную, а они смеются, подшучивают.

– Ну, и народ! А еще купцы, хозяева, господами величаются! Сердца ни у кого нет!

– Сами натравят еще. Он угощает их, поит, деньги дает в долг, кто просит, значит, человек хороший, а что жену бьет, мучает – это так и полагается! Значит, стоит!

– Дело у меня к Агафье Тимофеевне есть, как бы повидаться с ней.

– Это из головы выкинуть надо. Никогда не увидите.

Степанов прошелся по заводу и попросил доложить о нем хозяину.

– Болен, не встает, – ответили ему. Николай Гаврилович вышел за ворота. Опускались сумерки. Появились толпы пьяных рабочих. Где-то вдали слышались крики, перемешанные с раскатами песен и звуками гармоний.

Тяжело было на душе доброго Николая Гавриловича. Всего семь месяцев прошло, а какая неузнаваемая картина. Десятки лет под заводскими кровлями Петухова царили тишина, покой, общее довольство и мир. Все были счастливы, если возможно счастье на земле. А теперь? Сколько горя, слез, страданий? И за что? Во имя чего?

– Воистину это Макарка-душегуб! С появлением его у заставы проклятье Божье нависло над всеми обитателями. Погибла семья Коркиных, погибли Петуховы, сотни рабочих семей лишились всего, спились и пропали десятки людей в «Красном кабачке», безвинно пострадали многие и многие честные, мирные люди. Будь ты проклят! – произнес Степанов и взял извозчика к Павлову. – Надо донести на него. Хуже никому не будет.

5 Виновен ли?

Третьего мая 189* года, в одном из отделений петербургского окружного суда было назначено к слушанию сенсационное дело о неслыханном по дерзости убийстве камердинера графа Самбери и о краже его фамильных бриллиантов. Злодей, совершивший это, выражаясь языком репортеров, «кровавое злодеяние среди белого дня», был схвачен и сознался; при нем нашли часть похищенных денег со следами крови, бриллианты же исчезли; по всей вероятности, их успели вывезти за границу. Очень красноречиво описывали репортеры наружность злодея:

«В глазах его виднеется кровожадное хищничество. Все лицо носит отпечаток закоренелого зверства. Прошлое злодея полно всевозможных пороков и преступлений. Он даже был выслан из столицы административным порядком и самовольно возвратился, скрываясь в разных трущобах городских застав».

Настал день суда. На скамью подсудимых усадили тщедушного, исхудалого, кроткого, как овечка, злодея, с добрым выражением красивых голубых глаз. Его светлая курчавая голова, тихого мягкого тембра голос и робкие движения обратили на себя внимание даже прокурора.

– Неужели этот человек мог нанести быкобойный удар камердинеру, взломать все шкафы и так искусно спрятать концы в воду? – задавал себе вопрос прокурор.

– Где же страшный злодей? Неужели этот? – шептались между собой присяжные заседатели.

Начался процесс. Прочитали обвинительный акт.

– Признаете ли себя виновным? – спрашивают Антона.

Он пугливо озирается и молчит. Вопрос повторили.

– Виноват…

Зала вздрогнула, все заволновались, послышались вздохи.