Дальше они шли молча. И Кристина, ощущая тепло его руки, внезапно осознала, как ее начинает переполнять чувство счастья, такого прекрасного и в то же время хрупкого. Морозный воздух, свет звезд, Дэвид… «Я хочу, чтобы он меня поцеловал, — подумала она, — это прекрасное место, не то, что грязная убогая школьная бойлерная».
Она вспомнила, как ее впервые поцеловал мальчик. Был такой же морозный вечер, ей было тринадцать лет, а он (как же его звали?) провожал ее домой с выступления молодежного хорового ансамбля и неожиданно ее поцеловал, когда они проходили через главные ворота. Его поцелуй пришелся ей в кончик носа, и тогда над его плечом она увидела в небе Орион… Она расхохоталась, и Дэвид спросил:
— Почему ты смеешься?
— О, пустяки. Мне пришло в голову кое-что из моего незабываемого прошлого. Далеко еще до заведения папаши Перди?
— Еще пять минут.
Как только впереди возникли очертания первых уличных фонарей, Дэвид нарушил молчание, отвечавшее настроению обоих, и спросил:
— Ты счастлива?
— Очень счастлива. А ты?
— Очень, очень счастлив. Я всегда чувствую себя счастливым, Крис, когда я с тобой. — Он мягко привлек ее к себе и нежно поцеловал, и они пошли по дороге, крепко держась за руки. Вскоре они добрались до первых уличных фонарей и пошли по улочке, которая вела к главному торговому центру. На полпути Дэвид остановился перед фасадом лавки. В совершенно пустой витрине стояла в дубовой рамке большая фотография, на ней был изображен ничем не примечательный ресторан, зал которого был уставлен небольшими квадратными столиками. Солидная тяжеловесность стульев и столов указывала на то, что фотография была сделана давно. На заднем плане неясно виднелась гордая фигура мужчины с внушительными усами и чуть прилизанными волосами; наиболее выделяющейся в его костюме деталью была тяжелая цепь для часов, величественно висевшая на жилете.
— Это, — сказал Дэвид, — чудаковатый папаша Перди и его чудаковатый ресторан. Папаша Перди, кстати, все еще жив и все еще очень активен в делах, хотя повседневные хлопоты легли на плечи его сына Людовика, Перди-младшего.
— Людовик?
— Да, Людовик. Где-то в генеалогическом дереве Перди был кондитер из Вены… Давай зайдем.
Позади двери находился своего рода большой вестибюль, обогреваемый пламенем, мерцавшим в старомодном камине, вокруг которого висели самые разнообразные пальто, куртки, шляпы, кепки, шарфы. С одной стороны была надпись «Леди», с другой — «Джентльмены». Вестибюль был отделан очень темным деревом, стены были темно-желтые, но в прекрасном состоянии. Двойные распашные двери вели в зал ресторана, расположенный в задней части здания. Дэвид и Кристина ни несколько мгновений остановились, войдя в зал, пока Дэвид бегло осматривал комнату, разыскивая свободный столик. Это было легко сделать, потому что дверь выходила на площадку, возвышавшуюся на три ступеньки над уровнем зала. Таким образом, вы могли стоять и с удобством высматривать ваших друзей или столик, и, действительно, Дэвид помахал нескольким знакомым, а Кристина увидела доктора Александера и его жену, затем Дэвид заметил в дальнем конце зала свободный столик, и они отправились к нему.
— Ну, — сказал Дэвид, — как вам нравится у папаши Перди?
— Я потрясена, — ответила Кристина. — Прежде я никогда не видела ничего подобного. Расскажи мне о нем.
— Я расскажу потом, а сейчас к нам подходит Мэг, чтобы принять заказ.
Доброжелательная средних лет официантка весело их приветствовала, и Дэвид спросил:
— Что сегодня в меню, Мэг?
— Суп, тушеное мясо ягненка с овощами, оленина и обычные блюда.
— А, Крис, что тебе угодно? Скажу тебе, что суп — фирменное блюдо. Он замечательный. Не так ли, Мэг?
— О, да. Он совсем неплох.
Но по тому, как это было сказано, Кристина поняла, что он заслуживает внимания.
— Итак, я выбираю суп и оленину.
— Хорошо. Два супа и две порции оленины, Мэг.
— Какие блюда подают здесь обычно? — спросила Кристина, как только Мэг направилась в сторону кухни.
— О, рыба с жареным картофелем, сосиски, бекон. Понимаешь, папаша Перди обслуживает посетителей с самыми различными запросами и возможностями, но рыба с жареным картофелем — изумительна, а сосиски, изготовленные по особому рецепту папаши Перди, который разглашению не подлежит, выше всяких похвал.
— Ты обещал, что расскажешь мне об этом месте.