Убийца Гора

Двое из них, исполняя предназначенную им роль, жалобно стонали, отказываясь выходить на арену, ещё один упал на колени, умоляя зрителей даровать ему возможность не принимать участия в нелепом поединке.

Наконец всех их удалось подвести к ложе убара и попарно выстроить в ряд одного против другого.

— Обнажить мечи! — последовала команда.

Все мы, повинуясь, вытащили мечи из ножен.

По рядам зрителей снова пронеслась волна хохота.

— Приветствие! — приказал распорядитель состязаний.

Это вызвало очередной хохот толпы. Приветствие, которым обменивались принимавшие участие в серьезных поединках гладиаторы, принимало в наших устах, устах выгнанных на бойню никчемных слепых глупцов и преступников, какими нас должны были воспринимать зрители, комичный характер.

Традиция самого обмена приветствиями и их формулировка, несомненно, уходила корнями в далекое прошлое и, вероятно, брала свое начало ещё во времена формирования правил состязаний на арене значительно менее жестоких и кровавых, чем то, во что они впоследствии превратились.

— Да здравствует Кернус, убар Ара! Прими приветствие тех, кто идет умирать за тебя!

Я промолчал, не желая присоединяться к этому очередному прославлению работорговца. В четвертый раз послышался звук судейской трубы, давая сигнал к началу поединка.

Стоящий напротив меня противник, притворяясь, будто не видит меня, принялся отчаянно размахивать мечом, делая выпады в воздух. Рабочий арены с плетью в руке тут же подскочил к нему и звучным щелканьем хлыста у него за спиной начал координировать его действия, показывая ему таким образом, где я нахожусь. Второй рабочий с раскаленным крюком стал криком подгонять к нам остальных противников. Я знал, что они, размахивая мечами, не причинят друг другу вреда, что все их внимание вскоре будет сосредоточено на мне. В обычных же поединках в слепых шлемах гладиаторы вместо противника нередко нападают на своих союзников, что делает такие поединки ещё смешнее.

— Он прямо перед тобой! — закричал рабочий моему противнику. Тот наотмашь рубанул мечом у самого моего плеча. Ради забавы я также сделал несколько выпадов, что очень напоминало тренировочный бой с тенью. Продолжая внимательно наблюдать за действиями моего врага, я заметил, что он медленно, но неумолимо приближается ко мне. Он кричал, словно подбадривая себя, и я охотно подыгрывал ему в этом представлении. Однако долго подобный спектакль продолжаться не мог, зрители требовали крови, а против меня выступали лучшие меченосцы таурентинов, специально обученные и подготовленные для поединков, обладавшие несравненно большим опытом, чем я — Тэрл Кэбот, простой воин, приобретавший опыт только в сражениях. Едва ли я мог представлять для них серьезную опасность, состязаться с ними в мастерстве было для меня делом совершенно безнадежным. Однако, думаю, было во мне нечто, отличающее меня от остальных, — некая, очевидно, врожденная способность, дар, талант, если угодно, который я нередко с приятным изумлением и, признаюсь, с некоторым ужасом замечал в себе в ходе поединков. В разгар схватки во мне словно просыпалось мое второе «я», руководившее моими действиями и никогда не подводившее.

Я пытался даже не обращать внимания на эту свою особенность, каким-то образом отделаться от нее, но мне это не удавалось. Так, врожденная способность певца заставляет его петь, медика — лечить, торговца — совершать коммерческие операции. Мой же талант был талантом воина, заставлявшим меня сражаться, рождавшим чувство упоения в игре со смертью.

Клинок противника скользнул по лезвию моего меча, и я с легкостью парировал удар. Я заметил, как таурентин отступил на шаг, очевидно удивленный моей реакцией. Меч мой, принесенный Хо-Ту, словно придавал мне силы. Это был тот самый клинок, что помнил ещё осаду Ара, тот, что побывал со мной и в Тарии, и в обширных южных степях Гора, и в самом Рое Царствующих Жрецов. Это именно с ним я несколько месяцев назад вошел в Центральные городские ворота славного Ара.

Таурентин снова нанес удар, и снова я отклонил его меч в сторону. Он поспешно отступил и занял оборонительную позицию.

С трибун понеслись крики, сначала недоуменные, затем наполненные гневом. Я расхохотался; в ушах у меня все ещё пел удивительный, будоражащий кровь звон клинка.

Все во мне затрепетало. Опьянение наполнило каждый мускул, каждую клеточку моего тела. Природный дар снова рвался наружу. Я услышал звон стали. Это — сигнал. Медик должен лечить. Торговец — продавать. Воин — сражаться.

— Я — Тэрл Кэбот! — рассмеялся я. — Помни об этом. Я знаю, ты видишь меня, но знай также, что и я тебя вижу. Убирайся с арены или я убью тебя!

С яростным воплем он бросился на меня с мечом, и крик застрял у него в глотке. Смерть приняла его в свои объятия раньше, чем он, поливая кровью арену, рухнул на землю.

Я повернулся к следующему нападающему.

— Я не шучу, — сказал я. — Вы — таурентины, я это знаю. Меня зовут Тэрл Кэбот. Мы с вами заклятые враги, но если вы покинете арену, я дарую вам жизнь.