Хищник легко, будто делал это со мной уже не впервые, поднял меня за бедра и, поддерживая под ягодицы, прошел со мной до металлической пластины, на которой было неоновое кольцо регулировки температуры и мощности воды. Я обвила его талию ногами, а он прижал мою спину к холодной пластине, проводя когтистой рукой от шеи до живота. Наконец, рука его нырнула вниз…
… Всё равно что быть брошенной в воду против воли, не умея плавать, или погрузиться в океан добровольно. Я отбросила воспоминания о хищнике-великане, с которым мне не повезло встретиться и соединиться, и поразилась, насколько все сейчас другое. Нет жестокости, нет боли. Нет ненависти. Только тягучая, вязкая, плотская и обжигающая страсть, смешанная с болезненной нежностью. Мне казалось почему-то, что ему нелегко испытывать все это.
Я видела это в спокойных желтых глазах, чувствовала в прикосновениях. Мои руки хищник убрал наверх, и я вцепилась в бока панели, в то время как чешуйчатая ладонь мягко прикрыла мои глаза. Я послушно закрыла их…
Ощутила, как груди касается что-то скользкое и влажное. Ловко огибает всю окружность груди и стремится к животу, скользит вниз, все ниже… Я не открывая глаз попыталась рукой коснуться лица Киан’дэ — он был сейчас без маски, но его ладонь снова мягко убрала мою руку наверх.
После долгих ласк, мне позволили открыть глаза. Киан’дэ снова прикрыл лицо маской, и я была несколько разочарована. Я знала, что меня ожидает под ней. Мне хотелось увидеть его лицо, возможно, даже коснуться его, но Киан’дэ был непреклонен. Он убрал мои руки от своего лица и неожиданно резко вошел.
И с первым толчком в себя я погрузилась в мысли, хлынувшие сквозь меня, как призраки…
Он изгой. Вечный изгнанник. Наемный убийца. Презренный и презираемый, не нужный никому и не нуждающийся ни в ком.
Они величественны и уважаемы. Он низок происхождением и никем не любим. Столько лет одиночества и подчинения вырастили в нем крепость духа, воспитали молчаливого убийцу, безразличного к кровавым жертвам их божества. Ведь даже после смерти Киан’дэ не будет соединен с душами своего народа, его предки прокляты и осмеяны, а он не более чем верное оружие, ассасин. Он как стихия. Не волен над собой, делает, что ему велят.
Он изуродован. Под маской на его лбу — знак его патрона, ведь любой вправе в противном случае убить его, презрев кодекс чести и забив, как дикого зверя. Только один иероглиф спасает его жизнь и делает его вечным рабом…
Вместе с наслаждением пришло осознание. Закончив, мы замерли, слушая звук льющейся воды и оставаясь в крепких объятиях друг друга. Я была счастлива. И я ощутила его горечь.
Он прощался со мной, не в силах остаться здесь, вынужденный вернуться к патрону. Если только тот даст ему новую миссию на Земле, он, возможно, вернется. Но так…
Я теперь знала, что он хочет вернуть меня обратно в родной город. Дом. Скоро я буду дома. Но почему тогда я плачу?
====== 8 ======
Нежно касаясь тугих дредов пальцами, этой ночью я лежала в объятиях хищника, слушая гулкое размеренное сердцебиение, и думала, как удивятся все моему возвращению. Никто и никогда не уходил от хищников, не возвращался домой.
Как сложится моя жизнь после того, как Киан’дэ покинет меня? И самое главное, смогу ли я увидеть его снова? Хочу ли я?..
Я не знала сама, все было непросто. Думать об этом надоело. Хотелось спокойствия в последний вечер, который я должна была провести рядом с существом, защищавшем и по-своему полюбившем меня.
Мы лежали напротив приоткрытого шатра, глядя на звездное небо, и Киан’дэ тихо что-то пощелкивал, указуя рукой то на одно созвездие, то на другое. Несмотря на то, что по земле бежал сырой ветер, мне было не холодно: накрывшись накидкой и прижавшись к хищнику, я чувствовала сонное умиротворение.
Наконец, я провалилась в глубокий спокойный сон.
Я сонно потянулась, повернулась на другой бок и открыла глаза. Киан’дэ нигде не было. Я привстала на локтях, с улыбкой вспоминая вчерашний вечер, и вдруг увидела своего хищника: он входил в шатёр, держа в руке сложенное копьё с лезвиями на конце. Коротко посмотрев на меня, он кивнул и щелкнул.
— Доброе утро.
Я отметила, что Киан’дэ снова был собран и отстранён. Возможно, это позволяло ему держать сознание трезвым и беспристрастным. Если учесть особенности нашего путешествия, сопряжённого с убийствами тех, кого он в мыслях назвал «чужими», это было очень разумно.
Он снова покормил меня дичью из мешка, сохранявшего тепло, только на сей раз там было мягкое мясо, от которого даже шёл пар. Я привела себя в порядок, надев на себя накидку и накинув на голову капюшон. За эти дни заметно похолодало. Листья на деревьях поблекли и выцвели, стали из багряных и золотых коричневыми и бордовыми. Опавшая листва скукожилась, иногда похрустывая под подошвами ботинок.
Я закуталась в накидку, глядя на Киан’дэ. Он немного полутал по лагерю, захватив с собой некоторые предметы первой необходимости, и даже выдал мне небольшой кинжал с серебристой лаконичной рукоятью. Я повязала на пояс ножны и почувствовала себя немного увереннее.