Зацепившись рукой за край движущейся платформы, Киан’дэ встретится глазами с охотницей, подскочившей к нему, и кивнул. Она быстро сообразила, что он имеет в виду.
Оба хищника встали плечом к плечу, ожидая, когда предалиен набросится на них. И так и случилось. Тварь выпростала вперёд когтистые лапы. Киан’дэ успел с трудом увернуться, хотя и споткнулся о плещущий по песку хвост. Но охотнице не повезло. Предалиен вонзился в ее грудь клыками, разрывая грудную клетку и окрашивая морду в яркий зелёный твей.
Громко взревев, Киан’дэ схватился за его жвалы, оттаскивая предалиена назад и тесня его к краю пропасти. Вот уже задняя лапа монстра оступилась…
Охотница осела на песке, истекая кровью.
Киан’дэ встал между ней и предалиеном, силящимся схватить свою жертву и добить ее.
Издав глубокий горловой рык, убийца напрягся, чувствуя, как по одежде и броне стекает собственный твей из глубокой раны, и, пока силы его не оставили, сделал последний рывок. Резко отпустив предалиена, он позволил тому дернуться с визгом вперёд… чтобы с силой прыгнуть, ударив его ногой в грудь.
Не удержавшись, предалиен соскользнул в пропасть, визжа и царапая воздух когтистыми лапами.
Ещё несколько секунд — и земля внизу окрасилась кислотной кровью.
Киан’дэ посмотрел на поверженного чужехищника и громко, низко зарычал, разворачиваясь к охотнице.
Гил-За вытянулась на песке в луже собственной крови. На останавливающейся платформе, как показалось Киан’дэ, стало очень тихо.
Он склонился над охотницей, уважительно кивнув ей и присев рядом на одно колено.
— Ты отлично дрался, восемьдесят седьмой. — Тихо сказала Гил-За. — Хоть ты и не охотник чести, но это было достойно.
Киан’дэ поморщился, но не стал показывать своего пренебрежения к достойному бою. Раз это для неё столь важно, пусть думает так.
Он с тихим рыком поднял на руки охотницу.
Очень молодая, но напористая, наивная в своём желании добиться чести и статуса, и… добрая.
Сердце было не на месте. Он знал, что должен сделать, но не мог заставить себя. Упорно брёл по песку, теряя собственный твей.
Охотница молчала, придерживаясь за его броню.
И вдруг, как облако… со всех сторон он услышал лишь одно.
— Убей ее!
— Убей!
— Убей!…
… Киан’дэ заозирался, злобно скалясь под маской и рыча на зрителей, скандирующих одно и то же. Неужели они не видели, как достойно она сражалась?
Киан’дэ громко рыкнул, но шум толпы не стих.
Он шёл, мрачно глядя вперёд себя и понимая, что уничтожает все, к чему шёл. А как же Рената?.. В груди заныло.
— Восемьдесят седьмой, — неожиданно подала голос охотница. — Дай прилягу.
Цокнув на неё, убийца продолжил идти с ношей, но охотница неожиданно зарычала:
— Я сказала: отпусти меня!
До ворот было метров пятьдесят. Киан’дэ осторожно опустил самку на песок, понимая, что ему предстоит.
Убей! Убей! Убей! Толпа скандировала, как неистовая.
— Давай. — Процедила самка, вставая на колени и покорно склоняя голову. — Сделай это.
Киан’дэ презрительно скривился, мотнул головой.
— Давай. Я хочу этого. — Она строго взглянула на него. — Я хочу умереть с честью.
Киан’дэ рыкнул, дёрнувшись и пройдясь взад-вперёд. Охотница терпеливо ждала.
— Для меня будет честью умереть от твоей руки. Давай! — крикнула она.
Один. Два. Три.
Киан’дэ быстро подошёл к ней, положив руки ей на шею и посмотрев в глаза. Много чего он в них увидел. Того, что будет неотступно преследовать его.
Скользнув ладонью по ее лицу, не покрытому маской, он кивнул и в один миг сломал ей шею.
Толпа взорвалась ликованием, когда Киан’дэ остался одним живым существом на арене, а комментаторы на разных языках начали оглашать итоги.
Но в груди все жгло, будто он выпил крови чужого, и глядя на тело охотницы у своих ног, он понял, что не готов был к этой победе.
====== 35 ======
Я смотрела с высоты ложи и… не могла насмотреться.
Это был он, и он действительно победил. Но какой ценой ему это далось?
В груди болезненно кольнуло — и ревностью, и жалостью. Он хотел спасти эту охотницу. Знал ли он ее? Что ее связывало с ним? Почему он хотел пощадить ее? Этого я не могла сказать, но вид взбешённого Киан’дэ, с ненавистью глядящего на трибуны… был таким, словно он смотрел мне в глаза и ненавидел меня.
Словно я заставила его это сделать.
Он готов был рискнуть даже своей победой. Даже мной.
Сморгнув, я поняла, что по щеке прокатилась слеза, и что я без особой радости смотрю на Киан’дэ. Его победа не дала ожидаемого предвкушения. Теперь я чувствую себя убийцей.
Тихо отодвинувшись от края ложи, я опустила глаза, чтобы не видеть на экранах во много раз увеличенное лицо Киан’дэ в маске. Я ощущала свою вину и сжигающую, болезненную обиду, хотя глупо обижаться на того, кто ценой своей жизни пытается вызволить тебя из плена.
Киан’дэ опустил голову, только грудь и плечи его высоко вздымались, и все мы видели, что он был в ярости.
Склонившись над телом охотницы, он резко сорвал с ее шеи один из многочисленных медальонов и, сжимая его в кулаке, пошёл прочь с арены, не оборачиваясь. Толпа и это восприняла великолепно, провожая своего победителя.
— Замечательно!