Убийца из детства

– Кто? – не сразу понял Журавлев. – Почерк твой!

– Я переписала!

И рассказала про парня, с которым дружила. Которого прошлой осенью призвали в армию. И который не вернулся. Погиб.

Ревность! Вот что убило его любовь! Ревность жила в нем с той самой минуты, как Алька простодушно рассказала печальную историю про друга детства.

Журавлев тряхнул головой, отгоняя грустные воспоминания прочь. Сел на кровать, обхватил голову. Как только он перестал лукавить сам с собой, все стало ясно. История дружбы с соседским мальчишкой, который был влюблен в нее, а она, наверное, – в него, эта трогательная история с трагическим концом, которую Алька доверчиво и простодушно рассказала Журавлеву вскоре после новогодней ночи, стала для самолюбия Журавлева тяжелым испытанием. Алька рассказала историю, потому что хотела быть предельно откровенной с любимым. Пустила его в свою душу, потому что полностью, безраздельно ему доверяла. Потому что была уверена: он все поймет! А вышло…

Алькина история стала для Журавлева тем же, чем становится для планеты подводное землетрясение. Содрогнется океанское дно в ознобе, и встревоженные стрелки сейсмографов испуганно дернутся в судорожном скачке, прочертят на разлинованной в клеточку бумаге регистраторов острые пики. Но закончится тряска, и все успокоится. Стрелки приборов вернутся к нулю и снова станут безмятежно рисовать прямые линии. Все прошло. Ничто не разрушено. Ни один корабль, ни один человек не пропал бесследно. Землетрясение стало историей. Про которую, может быть, расскажут в выпусках новостей.

А на самом деле все не так. Потому что землетрясение было родами цунами. Этого еще никто не знает, а концентрические круги невидимых в открытом океане волн в поисках жертвы уже разбегаются с немыслимой скоростью от эпицентра землетрясения во все стороны. Как только волны достигают берегов, они вздымаются во весь свой гигантский рост и с грозным гулом обрушивают на берег свою несущую смерть и разрушения чудовищную мощь.

Таким землетрясением стала для Журавлева история Альки про влюбленного в нее мальчика. Она породила ревность. Журавлев не сразу почувствовал ее. Точнее, не сразу понял, что это она. Ведь он не знал ее раньше. Не знал и не догадывался, насколько она сильна и беспощадна. Алькино невинное признание породило в его душе волну цунами. Журавлев обнимал любимую, утешая ее, а волна уже неслась к только разгоравшемуся костру первой любви, что совсем недавно, когда он впервые увидел Альку, чудесным образом возник на острове Счастья в его душе.

– Ты все еще его любишь? – спросил тогда Журавлев Альку.

Она медленно покачала головой:

– Нет! Мне очень жалко, что он погиб таким молодым. Ведь он был первым, кто признался мне в любви!

Журавлев вспомнил, как целовал соленые слезы на глазах любимой. Как она с виноватой улыбкой на лице доверчиво смотрела ему в лицо при расставании. Как они перед тем, как распрощаться, договорились о следующей встрече. Помнил, что в тот вечер уснул с мыслями об Альке. Что проснулся в хорошем настроении. Потому что в то время еще не знал, что ночью волна ревности захлестнула и погасила костер любви.

– Я не поверил ей, – признался себе Журавлев. – Ревность не позволила. Решил, что раз она вспомнила бывшего друга в самый неподходящий момент, значит…

Он вздохнул. Алька, конечно, сделала непоправимую ошибку. Нельзя рассказывать любимому человеку про того, кто был раньше. Никогда! Будь Алька взрослее, опытнее, она скрыла бы эту историю! Но она была еще бесхитростной девочкой! По уши влюбленная в симпатичного парня, она считала естественным открыть ему душу и сердце. Мысли не допускала, что этого делать нельзя! Не понимала, что эгоизма в мужской любви больше, чем в женской. Подумать не могла, что грустная история разбудит в нем ревность. А он… Он в ту ночь спокойно спал и знать не знал, чем стала трагическая история Алькиной любви для живущих в его душе по соседству юношеского идеализма и мужского эгоизма. Не знал и не чувствовал, что эта адская смесь стала тем самым толчком, что породил волну ревности. Эта волна не позволила спокойно отнестись к тому, что до встречи с ним его желанная любила другого. Вот почему он, не сознавая того, не смог смириться, что в самый романтичный и трогательный момент, она вспомнила того, прежнего. И неважно, что того в то время уже не было на свете. Для ревности это неважно!

– А если бы я не вспомнил тогда эти строки? – подумал вдруг Журавлев. – Как тогда сложилась бы моя жизнь? Были бы мы с Алькой вместе? Были бы счастливы? Увы, знать этого не дано. Одно только ясно. Если бы мы с Алькой не расстались, не было бы в моей жизни Ирины.

Журавлев грустно улыбнулся сам себе. Наверное, правы те, кто говорит, что первая любовь на то и есть в жизни человека, чтобы быть счастливым и радостным¸ но одновременно и грустным воспоминанием об ушедшей молодости.

Правда, в которой Журавлев так долго не хотел себе признаваться, стала бальзамом, который утолил саднящую боль в давней душевной ране. Он провалился в сон. И спал без сновидений.