Убийца из детства

Поднявшаяся за окном стена огня заставила его остановиться. «Он поджег дом и с этой стороны, – догадался Журавлев. – Последний путь к спасению отрезан! Он знает, что я почти готов к тому, чтобы разоблачить его. И приговорил меня к смерти. По его плану я должен умереть так, чтобы он, исполнитель моего смертного приговора, остался вне подозрений. Все предусмотрел!»

Задыхаясь от дыма, Журавлев, упал на колени. В горле першило. Жара становилась невыносимой. Распластавшись на полу, задыхаясь от дыма, Журавлев уже смирился. Угасающим сознанием услышал, как лопнули раскалившиеся стекла окна. В комнату ворвался свежий воздух. Журавлев жадно вдохнул его. Еще! – требовал измученный страданием организм. Но пламя не желало делиться с ним спасительным для обоих кислородом. Оно уже чувствовало его нехватку. Получив желанную и так необходимую подпитку, оно встрепенулось и, обрадованное, загудело еще сильнее. И стало подбираться к своей жертве. Журавлев обреченно растянулся на полу. Голова раскалывалась от боли. В ушах раздался несущийся откуда-то издали поминальный звон. Журавлев понимал: еще мгновение – и отравленное ядовитыми газами сознание выключится. Тело еще будет жить, но уже не будет принадлежать ему. Потому что он потеряет над ним контроль. Не будет чувствовать, как огонь сначала робко лизнет его одежду. А потом, когда убедится в безнаказанности, накинется на него с жадностью оголодавшей гиены. Его тело будет дымиться и корчиться в безжалостном огне, но он уже этого не узнает. Спастись не удастся. Надеяться на помощь бессмысленно. Старый дом сгорит быстрее, чем до него доберутся пожарные. Все кончено! Журавлев закрыл глаза.

И тут пол под ним хрустнул, а потом с треском провалился. Вместе с обломками досок и перекрытий Журавлев полетел вниз. Он упал на что-то жесткое, но не почувствовал боли. Сломанные кости, рваные раны, ушибы и кровоподтеки – все это не такая уж большая плата за право дышать!

Получив передышку, он жадно, полной грудью глотал спасительный воздух. Он видел однажды человека, которого спасли из горящего дома. Человек был розовенький, словно только что из бани. Он тяжело и глубоко дышал, но при этом ему явно не хватало кислорода. Спасти такого человека может только кислород.

Все это Журавлев понимал. Как понимал и то, что не успел схватить смертельно опасную норму угарного газа. В голове мало-помалу наступало прояснение. Позванивая колокольчиками тройка, управляемая Смертью, быстро удалялась. Туман перед глазами начал рассеиваться. Журавлев увидел, что лежит на полу такой же комнаты, как и Алькина. За окном бушевало пламя. В потолке зияла большая дыра. Он посмотрел по сторонам. Дверь комнаты распахнута, лестничная площадка освещена бушующим наверху пламенем. Но выход на улицу еще свободен! Сверху стали падать продолжающие гореть обломки. Скоро весь дом обрушится. Чтобы не быть похороненным под головешками, надо срочно убираться от дома подальше. Но сначала, сказал себе Журавлев, еще десять вдохов.

Раз! Кто же захотел меня убить? Два! Тот, кто знает про Альку. Три! А кто может про нее знать? Четыре? Да никто, кроме …

Сверху раздался угрожающий треск. Вот-вот рухнут стропила! Надо поторопиться!

Журавлев рванулся, чтобы встать на ноги, и тут же упал. Острая боль электрической молнией пронзила лодыжку и правую руку. Он опустил взгляд и увидел, что кисть неестественно вывернулась.

Журавлев замер, давая боли успокоиться. Рядом с ним упала дымящаяся головёшка. За ней, рассыпая искры¸ вторая. Превозмогая боль, Журавлев перевернулся на живот. Замер, собирая остатки сил. Новая головешка упала ему на спину и отскочила в сторону. Быстрее!

Журавлев подтянул под себя ноги, опираясь за здоровую руку, поднялся над полом. И на четвереньках двинулся к выходу.

Каждое движение вызывало новый приступ боли. Постанывая, Журавлев упрямо карабкался к дверному проему. Всего-то два метра! Вот уже на десять сантиметров меньше! Еще на десять. Полтора метра! Вот он, порог. За ним – два метра до входной двери. Но силы быстро кончились, и он беспомощно растянулся на полу.

Головешки падали все чаще. Гул пламени усиливался. Как и доносящийся сквозь него угрожающий треск. Еще немного – и на месте дома будет лежать груда пылающих развалин. И он под ними. Если не успеет выбраться!

Журавлев стиснул зубы и снова поднялся на четвереньки. Плевать на боль! Плевать на стыд! На то, что обо мне подумают! Я буду кричать! Материться! Лишь бы это помогло выбраться!