По узкой наружной лестнице они поднялись на второй этаж. Департамент снабжения располагался в конце тёмного коридора, пропахшего краской и моторным маслом. Ленсмана тошнило, и ничего особенного от разговора с руководителем хирда он не ждал. Собственно, беседа больше походила на рутинный брезгливый допрос, и ничего интересного ленсман не узнал. Им выдали ключи. Молодой и недружелюбный складской рабочий отвёл их на склад и показал мотоцикл.
– Битый хлам, да и только. Когда вы с ним закончите, пустим в утиль. Не ремонтировать же это старое дерьмо.
Мотоцикл действительно был «Индианом». Тонкий, узкий. Багажник не предусмотрен, боковые сумки тоже. Ленсман наклонился, чтобы рассмотреть бок машины. От креплений коляски остались чёткие отметины. Спросил, не оборачиваясь:
– Его в таком виде и нашли? Коляски не было?
Голос рабочего изменился, зазвучал тоньше и спокойнее:
– Была бы коляска, я бы так и сказал.
«Значит, продана коляска, – подумал ленсман.
Или ушла на чёрный рынок». Идти по этому следу дальше смысла не имело. Коляску наверняка выпотрошили, вычистили и перекрасили. Ленсман провёл рукой по лбу и почувствовал, что лоб горит.
– Не возражаете, если я пройдусь по складу? Просто хочу убедиться, что коляски тут нет.
И рабочий, и полицейский были против. Одного ждали дела на другом конце города, другому пора было в участок на встречу.
– Справлюсь сам, – бросил ленсман. – Или вы мне не доверяете? Боитесь, что рвану в Киркенес на чём-то из этого барахла?
Они помялись, но в конце концов ушли и оставили его одного. Офицер обещал вернуться часа через два и отвести иногороднего гостя в одно неплохое кафе.
Ленсман так ничего и не нашёл. Удача не шла ему в руки, хотя он и обнаружил за сиденьем мотоцикла небольшой тайник. Тайник оказался пуст, как он и предполагал. Впрочем, за недели, прошедшие со дня убийства священника, Кнутсен уже успел понять, что имеет дело с расчётливым, хладнокровным и терпеливым убийцей. С человеком, способным и на решительные поступки, и на долгое ожидание. Он не упускает возможностей и почти не оставляет следов.
Жара на складе тем временем сделалась невыносимой. Чтобы освежиться, ленсман вышел на площадь. Он опустился на землю возле каких-то больших ящиков, подписанных «Стуре Ношке» – угледобывающая компания. Шпицберген, Свеа». У него уже не было сил встать, не было сил поднять голову, он так и сидел на корточках, опустив подбородок на грудь. Можно было подумать, что он спит. Капли пота стекали по вискам. Он смотрел на шагающие по гравию ноги. И никто его не беспокоил, пока на склад по делам не пришла фру Халворсен.
Глава 10. Дорога побега
Он выскочил из проулка между двумя высокими каменными домами. Судя по запаху, этот укромный уголок не обходили вниманием те, кому требовалось отлить по-быстрому. От испуга у него свело мышцы шеи, накатила тошнота. Совершенно неожиданно буквально из ниоткуда вынырнул полицейский и окликнул его. Прямо посреди улицы, среди толпы, от которой, как ему казалось, он ничем не отличается.
– Эй, ты! – кричал полицейский. – А ну-ка, стой! Что это у тебя за поясом? Ты что, не знаешь, что ходить по улицам с оружием запрещено?
Впервые с тех пор, как они с братом, перейдя границу, очутились в Норвегии, его остановила полиция. Что прямо-таки удивительно, если отважиться и припомнить все обстоятельства. Скольких он успел убить, вернувшись на родину? По его подсчётам выходило, что как минимум пятерых, – хотя в последний раз ему не хватило времени перерезать жертве глотку. Того паренька он убил из-за одежды, которая была ему нужна. Старался не тратить много времени на ликвидацию. Он ведь считал себя солдатом, профессионалом, а не каким-нибудь дилетантом. Но когда орудием убийства становился нож, под конец он всегда перерезал горло. Чтобы наверняка. К тому же так они быстрее умирают. А если их вдруг застигнут врасплох, жертва с перерезанным горлом не сможет произнести последних слов и уличить палача. Если же он использовал револьвер, то ограничивался единственным выстрелом в висок. Этого всегда хватало.
Несколько недель он прожил на уединённой ферме у моря, вдали от городов и других поселений. Он боролся с собой, старался взять себя в руки и перестать вздрагивать от малейшего шума, но в теле хозяйничала тревога. Каждую ночь ему снились кошмары, и часто он просыпался оттого, что слышал крики и рыдания. Кричал и плакал он сам, больше было некому. В конце концов ему пришлось оттуда убираться – люди стали на него коситься.