Убийца Леди

— Я уже давно пришла к выводу, что нравственность — вопрос глубоко личный. Для артиста самое трудное — попытаться приспособить свои моральные принципы к принципам своих фанов. Это невозможно. Нравственность есть нравственность; у вас она одна, а у меня — другая. То, что я принимаю как само собой разумеющееся, способно вызвать шок у какой-нибудь канзасской домохозяйки. Вот ловушка, в которую может угодить любой артист.

— Что за ловушка?

— Большинство артистов — во всяком случае, в шоу-бизнесе — живут в больших городах. Именно там происходят все важнейшие события, так что необходимо быть там, в центре жизни. А городская мораль существенно отличается от морали захолустья. Номер, который городской хлыщ примет на ура, не пройдет с парнем, который косит или молотит пшеничное поле — я толком не знаю, что делают с этой пшеницей. Но если вы пытаетесь угодить всем, у вас едет крыша. Вот потому-то в первую очередь я стремлюсь угодить себе. Главное — не допускать безвкусицы. А нравственность… Мои моральные принципы сами о себе позаботятся.

— Так и бывает?

— Иногда да, иногда — нет. Как я и сказала, абсолютно чистые и невинные выходки вовсе не кажутся чистыми и невинными простому фермеру.

— Это вы о чем, например? — невинно поинтересовался Хоуз.

— Ну, например… вы хотите со мной переспать?

— Да, хочу, — механически ответил Хоуз.

— Так пошли, — пригласила она, ставя бокал на столик.

— Прямо сейчас? — удивился он.

— А почему нет? Какая разница?

Хоуз почувствовал, насколько нелепо то, что он должен ответить, и все же ответил:

— Прямо сейчас у меня нет времени.

— Все ваш писатель?

— Все мой писатель.

— Может быть, вы упустили золотую возможность, — заявила она.

— Такое с каждым случается. — Хоуз пожал плечами.

— Нравственность — это вопрос цели и средств, — пояснила Джей.

— Как и убийство, — сравнил Хоуз.

— Перестаньте хамить! Впрочем, дело ваше. Я честно и открыто признаюсь, что немедленно хочу заняться с вами любовью. Завтра мне, может быть, уже не захочется. Мне, может быть, уже через десять минут не захочется.

— Ну вот, теперь вы все испортили, — сказал Хоуз.

Джей вопросительно подняла брови.

— Я-то, дурак, жалел, что упускаю такую возможность. А оказывается, это всего лишь ваша минутная прихоть.

— Чего же вы от меня хотите? Чтобы я разделась и набросилась на вас?

— Нет. — Хоуз встал. — Можно, я приду как-нибудь в другой раз?

— Случая может и не представиться.

— Кто знает?

— А еще — помните старую поговорку: молния никогда не бьет дважды в одно и то же дерево.

— После таких слов мне остается только одно, — заявил Хоуз. — Теперь я обязан выйти и застрелиться!

Джей улыбнулась:

— Кажется, вы чертовски уверены в себе!

— Да неужели?

Целое мгновение они пристально смотрели друг на друга. Теперь она совсем не была похожа на чувственную и порочную женщину с рекламного плаката. Однако лицо у нее было не злое и не оскорбленное. Сейчас маска сползла с певицы, и она стала похожей на обиженную, одинокую девчонку, которая живет в огромных апартаментах на целый этаж с кондиционером в гостиной.

Леди Астор пожала плечами.

— Подумаешь, — сказала она. — Позвоните мне как-нибудь. Может, на меня снова нападет каприз.

— Ждите полицейского, — напомнил Хоуз.

— Подожду, — согласилась она. — Может быть, он вас обойдет.

Хоуз глубокомысленно вздохнул.

— Некоторые везунчики всегда снимают сливки, — заметил он, выходя за порог.

Глава 9

А на некоторых несчастливцев сыплются все беды.

Мейеру Мейеру и Стиву Карелле за тот день удалось перекрыть норму невезения. К без двадцати два тротуары представляли собой пекло, здания готовы были побагроветь от жара, накопленного внутри, и даже новичку — любителю научной фантастики становилось ясно: Земля подошла слишком близко к Солнцу. Скоро вся ее поверхность будет охвачена огнем. Настал последний день, и мир скоро расплавится в огне.

А если говорить попросту, было ужасно жарко.

Мейер Мейер отличался повышенной потливостью. Он потел даже зимой. Мейер не знал, почему он так сильно потеет, но предполагал, что это у него нервное. Он постоянно был покрыт испариной. А сегодня просто плавал в поту. Пока двое детективов обходили лавки подержанных вещей и ломбарды на грязной Кричтон-авеню, брели от одной открытой двери к другой, отыскивая глазами вывески с тремя золотыми шарами, какие обычно бывают на ломбардах, Мейер думал, что он погибнет смертью, не достойной героя-полицейского. Он умрет от теплового удара, и в некрологе «Вэрайети» напишут просто: «Потный коп получил в лоб».

— Как тебе понравится такой заголовок статьи в «Вэрайети», описывающий мою смерть от теплового удара? — спросил он у Кареллы, когда они входили в очередной ломбард. — «Потный коп получил в лоб».

— Неплохо, — одобрил Карелла. — А знаешь, как озаглавят мой некролог?

— В «Вэрайети»?

— Ну да.

— Интересно, интересно!

— «Потный макаронник сыграл в патронник».

Мейер расхохотался:

— Ты просто извращенец!

Владелец ломбарда вопросительно посмотрел на них из-за прилавка:

— Слушаю вас, господа, чем я могу вам помочь?

— Мы из полиции, — сообщил Карелла, выкладывая бинокль на прилавок. — Ваша вещь?