Убийца (ЛП)

Паша очень обрадовался эмоциям на лицах толпы. Некоторые притворялись, он точно знал, кто, и сделал мысленную пометку, но большинство искренне были в восторге, когда каждый из борцов с большим достоинством исполнил вступительную церемонию дохё-ири. Сначала хлопали в ладоши, чтобы привлечь внимание богов. Затем поворот ладоней вверх, чтобы показать отсутствие оружия. И, наконец, кульминационное действие, когда каждая нога опускается с оглушительным ударом, чтобы изгнать все зло из дохё.

Со временем каждый из сумо приобрел преданных последователей, и внутри стен к нему относились с большим уважением и даже почтением. Они стали знаменитостями в великом горном святилище паши. То, что паша позволял сиять кому-то, кроме своего собственного, было источником большого недоумения и пересудов в казармах, где жили охранники, и среди женщин в серале.

Хотя они никогда не осмелились бы сказать это, большинство считало, что эта забавная глава в жизни паши может закончиться только трагедией. Огни, которые горели слишком ярко в этом дворце, имели тенденцию гаснуть. В этой солнечной системе было разрешено только одно солнце.

Помимо защиты паши ценой собственной жизни, если это необходимо, и ежедневного ношения его в кресле, четверо сумо обучали своего нового мастера полуторавековому искусству сумо. Снай бин Вазир, бессердечный, могущественный и полный коварства, был прилежным и способным учеником. Сам Като сказал, что бин Вазир уже достиг такого уровня мастерства, что позволяет ему конкурировать с высшими рангами рикиси Японии. Ему нужно было только усовершенствовать свою технику, и однажды он сможет соперничать с ними в грации, мастерстве и артистизме.

Сней ясно дал понять четырем рикиси, что, если он когда-либо сможет победить кого-либо из них, наказанием будет немедленное изгнание из дворца. Это была судьба, которую желал только Ичи. Никакое богатство или женщины не могли спасти разбитое сердце Ичи. День и ночь он тосковал по Мичико, ангелу, который пришел на землю, чтобы благословить его миром незадолго до его похищения. Хотя его честь запрещала преднамеренное поражение в дохё (на языке сумо притворного Цуки даси), она не запрещала, как он почувствовал, смерть мастера, который держал его в плену и которого он не уважал.

И поэтому каждое утро, когда солнце поднималось над высокими стенами дворца, а разреженный горный воздух был кристально чистым от света, сияющего от нависших над ним заснеженных горных вершин, Ичи гулял один в саду, советовался со своим сердцем и внимательно слушал. под песню плещущихся фонтанов. Он ждал чистого и невинного голоса Митико. Наверняка однажды воды подскажут секретный способ, которым Ичи сможет сбежать из тюрьмы и найти путь обратно к ее сердцу. И так возвращаемся к источнику Солнца.

Глава пятая

Лондон

— ТОГДА ЕЩЕ ЕЩЕ ПИНТУ СТАУТА, ШЕФ? — спросил ДЕТЕКТИВ — ИНСПЕКТОР Росс Сазерленд, перекрывая шум в баре, Конгрива. Двое мужчин выбежали из Театра Принца Эдварда, спасаясь еще до того, как последний занавес коснулся досок. Затем под холодным проливным дождем они добрались до ближайшего паба на Олд Комптон-стрит. Нырнув в «Корону и Якорь», они теперь более или менее удобно расположились у бара.

— Нет, спасибо. Мне действительно пора отправляться, инспектор, — сказал Конгрив своему спутнику, взглянув на часы. «Думаю, пора завязать распущенный рукав забот».

«Это не твой сорт яда, этот мюзикл, не так ли, шеф?»

Кто-то, Эмброуз Конгрив, хоть убей его, не мог вспомнить, кто — возможно, его приятель Фрути Меткалф — недавно сказал ему, что ему понравится чрезвычайно популярное музыкальное развлечение под названием Mamma Mia.

Он этого не сделал.

«Я знаю, что многим на самом деле нравится то, что мы только что имели несчастье наблюдать. Вопиющее, покрытое сахаром кондитерское изделие, цинично рассчитанное на то, чтобы понравиться ЖК-дисплеям».

«ЖК?»

«Наименьший общий знаменатель.»

«Полагаю, обувь подходит. Мне самому это очень понравилось».

— Чепуха! Ради бога, Сазерленд, речь шла о свадьбе. Свадьба! Как мог кто-то, теперь, когда я думаю об этом, думаю, это был Стики Роуленд, предлагать что-то о кровавой свадьбе? Черт побери, чувак! ни унции, как это сказать, не осталось в этом мире?»

«Приличия?» — сказал младший сотрудник Нью-Скотланд-Ярда, не совсем уверенный, что это именно то слово, которое искал Конгрив.

— Точно, приличия. Приличия! Прошло всего две недели со дня свадьбы Виктории. Ну. Что же остается этому парню, как не начать пить? Я выпью еще пинту, если вы не возражаете.

Сазерленд привлек внимание дородного бармена «Короны и Якоря». «Половину горького, пожалуйста, и еще пинту сюда», — сказал он, краем глаза глядя на Конгрива. «Старичок был прямо-таки угрюм», — подумал он, ставя еще пятерку. Увидев свое отражение в дымчатом зеркале над баром, Сазерленд был поражен, увидев, насколько утомленным он сам выглядит.