Убийца, мой приятель (сборник)

До самого вечера я тщетно старался вернуть себе безразличное отношение ко всему окружающему. Но что бы я ни думал, мои мысли возвращались к Хирургу и его сгорбленному товарищу. Что он имел в виду, говоря о засове моей двери, и как случилось, что его зловещее предупреждение совпало с прощальными словами Евы Камерон?.. Я снова и снова размышлял о том, какие причины побудили моих новых соседей, столь различных по облику и возрасту, поселиться вместе на этих диких, суровых болотах. Может быть, подобно мне, они были погружены в какие-нибудь захватывающие научные исследования? А возможно, сообщничество в преступлении заставило их избегать людных мест? Ведь должна была быть какая-нибудь причина, и, очевидно, весьма основательная, чтобы заставить образованного человека вести такой образ жизни. Только сейчас я начал понимать, что толпы людей в городе могут в несравненно меньшей степени быть помехой, чем отдельные лица в глухой местности.

Весь день я работал над египетскими папирусами, но ни запутанные рассуждения древнего мемфисского философа, ни мистический смысл, заключённый в страницах старинных книг, не мог отвлечь мой ум от земных дел. К вечеру я с отчаянием отбросил свою работу. Я был очень раздражён на этого человека за его бесцеремонное вторжение. Стоя возле ручья, который журчал за дверью моей хижины, я охлаждал на воздухе разгорячённый лоб и снова обдумывал всё с самого начала. Конечно, загадочность появления двух моих соседей и заставляет меня так настойчиво думать о них. Если бы эта загадка была выяснена, они перестали бы мешать моим занятиям. Почему бы мне не отправиться к их жилищу и не посмотреть самому (так, чтобы они не подозревали о моём присутствии), что это за люди? Я не сомневался, что их образ жизни допускает самое простое и прозаическое объяснение. Во всяком случае, вечер был прекрасный, а прогулка освежила бы и тело, и ум. Я закурил трубку и отправился по болотам в том направлении, в котором скрылись оба моих соседа. Солнце уже стояло низко, запад был огненно-красный, вереск залит тёмно-розовым светом, вся ширь неба разрисована самыми разнообразными оттенками, от бледно-зелёного в зените до ярко-тёмно-красного на горизонте. Палитра, на которой Создатель размешивал свои первоначальные краски, должна была быть огромной. С обеих сторон гигантские остроконечные вершины Ингльборо и Пеннингента глядели вниз на сумрачное, унылое пространство, расстилающееся между ними. По мере того как я шёл вперёд, суровые болотистые места справа и слева образовывали резко очерченную долину, в центре которой извивался ручей. По обеим сторонам серые скалы отмечали границы древнего ледника, морены от которого образовали почву около моего жилища. Измельчённые валуны, крутые откосы и фантастически разбросанные скалы – все они несли на себе доказательства огромной силы древнего ледника и показывали места, где его холодные пальцы рвали и ломали крепкие известняки.

Почти на полпути по этой дикой лощине стояла небольшая группа искривлённых и чахлых дубов. Позади них поднимался в тихий вечерний воздух тонкий тёмный столб дыма. Значит, здесь находится дом моих соседей. Вскоре я смог добраться до прикрытия из линии скал и достигнуть места, с которого можно было наблюдать за домом, оставаясь незамеченным. Это была небольшая, крытая шифером хижина, по размерам немногим более тех валунов, которые её окружали. Как и моя хижина, она, видимо, предназначалась для пастухов, но тут не понадобилось больших трудов со стороны новых хозяев для приведения её в порядок и увеличения размеров жилья. Два небольших окошка, покосившаяся дверь и облезлый бочонок для дождевой воды – это было всё, по чему я мог составить себе представление об обитателях этого домика. Но даже эти предметы наводили на размышления, потому что когда я подошёл поближе, всё ещё скрываясь за скалами, то увидел, что окна были заперты толстыми железными засовами, а старая дверь обита и закреплена железом. Эти странные меры предосторожности, наряду с диким окружением и уединённостью, придавали хижине какой-то жуткий вид. Засунув трубку в карман, я прополз на четвереньках через папоротник, пока не оказался в ста ярдах от дверей моих соседей. Дальше я не мог двигаться, опасаясь, что меня заметят.