— Но мы можем быть уверены, что вы передадите нам
— Вы уже заранее подозреваете меня в недобросовестности? — зло усмехнулась она. Этот Растяпин ей не понравился сразу. Хам трамвайный. Не умеет с женщинами здороваться. Увидел бы тебя Вакар, который готов был провожать меня поздно вечером домой просто потому, что я женщина, а он — офицер и мужчина. А ты, Растяпин, дерьмо толстозадое.
При мысли о Вакаре в горле снова встал ком и на глаза стали наворачиваться слезы. Настя судорожно сглотнула и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.
— Зачем вы так, Анастасия Павловна, — укоризненно сказал дипломатичный Гришин, бросая в сторону Растяпина уничтожающий взгляд. — Юрий Викторович не имел в виду ничего оскорбительного. Он просто неловко построил фразу. Я хочу, чтобы вы поняли…
Дальше опять полились слова об обороноспособности нашей страны, стратегическом сырье, преступном разворовывании национальных богатств, политической международной арене, интересах России в мусульманском мире. Все слова были понятными и правильными, но они не давали ответа на вопрос: как справиться с горем, когда теряешь близких? Что будет с семьей Кости Малушкина? Что будет с семьей Вакара? Как перенесет смерть сына Эдуард Петрович Денисов? И как справится с болью она сама, Настя Каменская? У каждого человека своя правда. Правда этих людей из ФСК в том, что нет ничего важнее интересов государства. Правда Насти Каменской в том, что нет ничего важнее человеческой жизни, даже если это жизнь бывшего уголовника, даже если это жизнь генерала-убийцы. Потому что смерть — это необратимо, это уже нельзя исправить.
— Можете быть свободны, Анастасия Павловна, — сухо сказал Гордеев. — Не отлучайтесь, я еще вас вызову.
Настя с облегчением покинула кабинет начальника. Сразу же за дверью, еще находясь в коридоре, она скинула туфли и дальше пошла босиком, чувствуя через тонкую ткань колготок холодный пол, влажный от воды и грязи, нанесенной с улицы многочисленными ботинками и сапогами.
6
Гордеев появился часа через два, как следует вымотав душу коллегам-контрразведчикам, увиливая от их расспросов, давая расплывчатые ответы и туманные обещания и попутно пытаясь вытянуть из них как можно больше информации. Проводив гостей, он не стал звонить Каменской, а зашел к ней.
— Как ты, Стасенька? — ласково спросил он.
— Плохо, Виктор Алексеевич. Со мной такое в первый раз.
— Ничего, девочка, держись. Не хочу сказать, что ты к этому привыкнешь, к этому как раз не надо привыкать, но со временем ты научишься с этим справляться. Что слышно о Ерохине?
— Ерохин в бегах, — вяло махнула она рукой. — Еще утром стало известно, что он исчез. Человек Денисова сказал следователю, что в Вакара и в него стрелял Игорь Ерохин, милиция тут же кинулась его искать, а его и след простыл. Но это ерунда, Виктор Алексеевич, никуда он не денется.
— Откуда такая уверенность?
— Во-первых, он не может надолго оставить Резникова.
— Почему?
— Ну откуда же я знаю, — раздраженно ответила она. — Не может, и все. Потому что, если бы мог, он бы не стал торопиться с убийством Вакара. Если Вакар опасен как потенциальный очевидец какого-то события, то можно ведь и не участвовать в этом событии, верно? Вакар ходит следом за Ерохиным, следовательно, где нет Ерохина, там нет и Вакара. Но Ерохин почему-то не может позволить себе «не быть» где-то и притом весьма скоро, поэтому он спешит убить Вакара, чтобы не привести его за собой.
— Допустим, — кивнул Колобок. — А во-вторых?
— А во-вторых, по пятам за Ерохиным ходит человек Денисова. И я очень надеюсь, что он его не упустит.
— Это хорошо, что надеешься, — вздохнул Гордеев. — Я не хотел тебе говорить, но, наверное, все-таки скажу. Это жестоко с моей стороны — говорить тебе об этом сейчас, тем более что ты и сама должна это понимать. Но я должен быть уверен, что ты это понимаешь.
Он помолчал, перебирая ручки и карандаши на ее столе.
— Ты говорила мне, что Денисов — твой должник, и поэтому ты имеешь моральное право попросить его об услуге. Эта услуга обернулась тем, что ты отняла у него сына. Теперь ты — его должница, и долг этот тебе уже не отдать. Никогда. И ничем. Ты должна отдавать себе отчет в том, что, пока Денисов жив, ты будешь с ним расплачиваться за свою неосмотрительность. — Я это понимаю, — глухо ответила Настя, а про себя добавила: «Как сказал бы покойный генерал Вакар, я готова нести ответственность за все, что сделала. Как ни чудовищно это звучит, но вы, Владимир Сергеевич, стали в чем-то для меня моральным ориентиром. Спасибо вам. И простите меня».
7
Траурный митинг проходил в актовом зале Академии Генштаба. Эдуард Петрович Денисов настоял на том, чтобы прийти сюда вместе с Настей.
— Я хочу увидеть человека, спасая которого, погиб мой сын, — твердо сказал он.