Убийца поневоле

Они стояли рядом в толпе людей, пришедших проститься с генералом Владимиром Вакаром — бледная измученная Настя и высокий седой Денисов, ничем не выдававший своего состояния. Возле гроба они увидели жену и дочь Вакара, рядом с ними был Дмитрий Сотников. На Лизу было страшно смотреть, она, казалось, не понимала, что происходит, и все силилась понять, почему ее отец лежит здесь, а какие-то чужие люди говорят ему прощальные слова. На ее почерневшем лице была печать безумия и отчаяния. Ноги ее то и дело подгибались, и Дмитрию приходилось осторожно ее подхватывать, чтобы она не упала. Елена, напротив, стояла строгая и торжественная, с просветлевшим умиротворенным лицом, будто слушала хор ангелов, певший для нее одной.

— Мы, солдаты воздушно-десантной дивизии, которой командовал генерал-майор Вакар, всегда будем помнить, что обязаны жизнью только ему. Он взял на себя смелость не выполнить приказ, основанный на устаревшей информации, он рисковал всем, но он уберег нас, мальчишек, от верной смерти… Нас здесь шестьдесят пять человек, и мы пришли, чтобы сказать, что в каждом из нас Владимир Сергеевич проживет шестьдесят пять жизней, потому что, пока мы живы и пока мы его помним, он будет с нами.

Настя посмотрела на взволнованное лицо молодого человека, потом перевела взгляд на тех, кто стоял за его спиной. Шестьдесят пять молодых лиц, шестьдесят пять пар глаз, прощающихся со своим кумиром. Что произойдет с их душами, если они узнают, что обязаны жизнью убийце?

«Нет, ни за что. Я никому ни за что не скажу об этом. Пусть генерал Вакар умрет героем. Пусть эти шестьдесят пять человек проживут свои жизни долго и счастливо, пусть у них будет кумир, на которого они, может быть, будут равняться. Никто не узнает правду, но она никому и не нужна».

— Анастасия, — тронул ее за плечо Денисов, — почему его жена так странно улыбается?

— Она считает, что восторжествовала справедливость. Когда-то много лет назад у них убили маленького сына, и она все время побуждала мужа отомстить убийцам. Она говорила, что душа ребенка не найдет покоя, пока изверги ходят по этой земле, и постоянно упрекала Вакара за то, что он не хочет позаботиться об этом. Вот господь и покарал его.

— Безумие какое-то. Она что, психически нездорова?

— Да нет, просто религиозная фанатичка. Вот дочь действительно серьезно больна. Представляете, в каком кошмаре жил этот человек?

— Сколько лет это длилось?

— Девять.

— Ему не позавидуешь, — покачал головой Эдуард Петрович. — Боюсь святотатствовать, но, похоже, то, что случилось, для него — лучший выход. Избавление.

— Может быть, — грустно согласилась Настя. — Может быть.

— А преступник? Я имею в виду того, кто застрелил генерала и моего мальчика? Он известен?

— Известен. Мы его вот-вот поймаем. Кстати, Эдуард Петрович, ваши люди нам очень помогают в этом. Я, наверное, говорю глупость, но, возможно, вас это несколько утешит. Если мы его возьмем, то только благодаря вам и вашим людям.

— …Образец стойкости, твердости и принципиальности, Владимир Сергеевич был необыкновенно порядочен, он никому не делал зла, ни с кем не сводил счеты. Мы, молодые офицеры, всегда равнялись на него, брали с него пример…

«Никто. Никогда. Не узнает».

К О Н Е Ц

Выражаю свою любовь и восхищение моей подруге Ирине Козловой, которая самоотверженно помогала мне на первом этапе работы над повестью, несмотря на болезнь и крайне тяжелые личные обстоятельства;

глубокую признательность моему постоянному консультанту Сергею Заточному;

искреннюю благодарность Людмиле Заблоцкене, поддержавшей меня в самый трудный момент работы над повестью, когда мне захотелось все бросить.