— Нью-йоркские евреи, — проговорил Голд, поглощая сандвич, — уезжают отсюда, твердя, что на Западном побережье не отведаешь настоящего пастрами. О, говорят они, хорошо покушать можно где угодно, только не здесь. Дерьмо они там, а не евреи. Я бывал в Нью-Йорке, когда служил во флоте, и точно говорю, это не евреи, а дерьмо. Лучшее в мире пастрами готовят именно здесь, у Гершеля! Ведь правда замечательно?
— Правда, правда, — согласился Замора.
Голд с удовольствием захрустел маринованной спаржей.
— Я бывал здесь раньше, — сказал Замора.
— Да?
— Мы иногда забегали сюда с ребятами из театральной студии. После импровизаций.
— Каких таких импровизаций?
— Ну, несколько актеров выходят на сцену, им задается ситуация...
— Что?
— Ситуация. Время, место действия, характеры. Это все надо сыграть.
— Сразу? Без подготовки?
Замора кивнул, не переставая жевать.
— Это скорее из области писательства, — заметил Голд. — Здесь литературы больше, чем театра.
— Нечто среднее. — Замора вытер губы салфеткой. — Но, пожалуй, это можно считать литературой, что меня и привлекает. Я написал пару сценариев вместе с приятелем. У него уже приняли несколько вещей. Один из сценариев, написанных в соавторстве, я показал Джо Уэмбо, — помнишь, бывший полицейский, который занялся литературой.
Голд покачал головой.
— Ну, не важно, но Уэмбо сценарий одобрил. Сказал, что у меня есть способности, что написано убедительно. — Замора глотнул виски. — Голд, надеюсь, ты не против, я завел специальный блокнот для этого.
— Для чего?
— Мне кажется, что дело, которым мы сейчас занимаемся, действительно важное. И когда мы его завершим, я напишу сценарий и попробую его куда-нибудь пристроить.
Голд озорно сверкнул глазами.
— Ну, Шон, ты просто выдающийся полицейский. А я встречался на своем веку с прелюбопытнейшими экземплярами.
Замора улыбнулся.
— Да и ты, честно говоря, ведешь себя весьма оригинально.
Теперь уже рассмеялся Голд.
— Может, Гунц был прав — мы впрямь друг друга стоим! Голд покончил с сандвичем и вытащил сигару. Замора, осушив стакан, откинулся на спинку стула.
— Джек, ты правда думаешь, что арест и допрос всех этих правых нас к чему-нибудь приведет?
Голд, прежде чем закурить, поковырял в зубах спичкой. Он пожал плечами.
— Это уведет нас куда дальше, чем Долли Мэдисон с его анализом краски. Дик Трейси хорош только для кино. — Он выразительно поглядел на Замору на слове «кино». — Я бы отдал все лабораторное дерьмо за пару крепких наручников или за хорошего осведомителя, за подслушанный телефонный разговор. Достаточно как следует шарахнуть одного сопляка об стену или врезать ему по яйцам — и он выдаст всех до единого, даже если сам не подозревает, что ему что-то известно.
— Думаешь, его кто-нибудь продаст?
— Если мы случайно зацепим того, кто знает убийцу.
— А если у этого подонка нет друзей?
— Ну, приятели найдутся у каждого. Даже у Гитлера, у Аятоллы Хомейни. Даже у Алана Гунца. — Голд отодвинул стул и поднялся. — Пошли. Надо поговорить с ярыми антисемитами. Может быть, удастся выйти на тех, кто ненавидит и мексиканцев, и в особенности тамошних выходцев из Ирландии.
5.07 вечера
Бобби рывком распахнул дверцу машины и, плюхнувшись на сиденье, с силой захлопнул ее.
— Бобби, — спросила Эстер, — что с тобой?
— Отстань, давай сначала уберемся куда подальше с этого чертова места.
— Бобби, Бога ради, скажи мне, что случилось. Это же твой первый день!
— Слушай, Эстер, или заведи этот драндулет, или пусти меня за руль. Ну!
Эстер нажала на педаль, и машина медленно тронулась от кафетерия «Пикадилли» на Гранд-авеню в центре Лос-Анджелеса. На дороге была дикая пробка, машина еле двигалась, и Бобби тихо закипал, но, когда машина в третий раз встала на красный свет, взорвался и с силой ударил кулаком в крышу.
— У, грязная тварь!
— Бобби, что произошло?
— А, эта сучка, миссис Вилланова, проела мне плешь, целый день зудела: подними это, убери то, унеси, принеси. Весь день. Гоняла, как последнюю скотину, помыкала, словно я падаль вонючая.
— Но, Бобби...
— А потом, когда я говорил по телефону, она подошла и облила меня дерьмом. Сказала, мол, слишком долго разговариваю и не должен вообще подходить к аппарату, если хочу здесь работать, и тому подобное. А сейчас, я уже собрался уходить, она меня подозвала и сказала: «Мистер Фиббс, если вам не нравится эта работа, я быстро найду замену». Конечно, у нее чертова прорва родственничков. И ведь эта сволочь знает, что я условно освобожден, знает, сука. И тычет этим мне в морду.
В тот момент, когда машин скопилось особенно много, отказал светофор. Постовой пытался направить транспорт на соседнюю улицу. Машины практически не двигались.
— Бобби, — осторожно начала Эстер, — ты должен там остаться.
— Мне это дерьмо задаром не нужно.
— Бобби, мистер Джонсон сказал, что тебе необходимо устроиться на работу. Он...
— Эта вонючка?! Пусть сам подбирает дерьмо за белыми старухами. Пусть сам чистит за ними сортир. Я этого делать не буду.
Эстер сняла руку с руля и дотронулась до Бобби.
— Милый, но это только начало. Только на первое время.
Он отвернулся.