Убийца с крестом

— Правда? Отлично. Эвелин вылетает с ними завтра утром, а я отправлюсь следом, как только позволят обстоятельства. Я уверен в том, что Уэнди необходимо отвлечься от того, что произошло вчера ночью.

— Полностью с тобой согласен, Стэнли. Спасибо тебе.

— Нашей девочке пришлось такое пережить... А мы и понятия не имеем, что тут можно сделать.

Официант зажег у столика Нэтти фейерверк. В воздух взметнулись языки пламени. Юноша захлопал в ладоши.

— Никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь, Стэнли, — сказал Голд.

Повесив трубку, Голд набрал свой рабочий номер. Трубку поднял Замора.

— Что-то ты сегодня задержался, — заметил Голд. — Что-нибудь случилось?

— Ничего особенного. Слушай, Джек, почему бы нам вдвоем не прошвырнуться вечерком по Вест-Сайду. Наш парень непременно попробует сделать это ещё раз.

— Хорошая мысль, Шон, но давай будем действовать порознь. Имея две машины, мы сможем покрыть вдвое большую площадь.

— Как скажешь, Джек, — разочарованно протянул Замора. — Я лишь хотел бы быть с тобой в тот момент, когда ты прищучишь этого мерзавца.

— Не волнуйся, Шон. Я обещаю тебе, что ты будешь рядом.

— Хорошо.

Голд вернулся к стойке и заказал еще виски. Он следил за Нэтти Сэперстейном, глядя сквозь увитую плющом решетку.

— Ф том раскладе быль только один плохой карта, — говорил Эрик, кладя в рот кусочек омара.

— Что за карта? — рассеянно произнес Нэтти, накручивая на вилку ломтик языка.

— Скелет. Карта смерти.

Нэтти сунул язык в рот. Между его губ осталось торчать волоконце, и он всосал его в рот.

— Кто-то из моих близких скоро будет умирайт, — сказал Эрик. — Правда, Эллен?

Эллен намазывала маслом кусок хлеба.

— Кто-то из самых близких. И очень скоро.

— Наверное, это есть моя бабушка. Она живет в Берлине. Она очшень больна.

Нэтти поднес к губам бокал каберне.

— Сколько ей лет?

— Девяносто один.

— Как ее зовут?

— Берта.

Нэтти поднял стакан.

— Я пью за Берту. Которая в Берлине. Вечно жить невозможно, но Берта, уж конечно, постаралась на славу.

— Нэтти! — Эрик рассмеялся и шлепнул его по руке.

Бармен включил маленький телевизор, стоявший у кассы. На экране появилась Одри Кингсли.

«...руководство и работники нашей станции хотели бы извиниться перед телезрителями, которые были возмущены тем, что мы назвали виновника убийств, имевших место в Вест-Сайде, христопродавцем. Мы понимаем, что многие наши зрители могли быть оскорблены такого рода выражением, и мы получили немало телефонных звонков, в которых нам указывали на нашу ошибку. И это действительно была ошибка, точнее — оговорка, о которой мы глубоко сожалеем. Сейчас в эфир выйдет Джефф Беллами с последними известиями о расследовании по делу Убийцы с крестом».

Несколько секунд экран занимала «говорящая голова» Джеффа Беллами, потом замелькали кадры: пресс-конференция мэра, шеф Гунц на пресс-конференции, прямой репортаж из Вествилля, где были усилены наряды полиции, кадры о пеших патрулях Джерри Кана, обходящих округ Ферфакс, потом на экране показался Джек Голд, старательно уклоняющийся от репортерских микрофонов около Центра Паркера.

— Гляди-ка, — сказал Голду парень, стоявший слева. — Это же ты!

Голд осушил стакан, бросил на стойку двадцатку и быстро вышел, оглянувшись на столик Нэтти Сэперстейна. Официант как раз предлагал им десертное меню.

— Когда же вы схватите Убийцу с крестом? — крикнул вслед Голду парень из бара.

Голд пересек бульвар Сансет и устроился за рулем своего старого «форда». Уже стемнело, и, прежде чем развернуться, Голд включил фары. Он проехал по бульвару на восток, свернул на Западную улицу, потом поехал обратно по направлению к Креншо. Вынув адрес, нацарапанный Хониуеллом на клочке бумаги, он нашел нужный квартал и остановил машину на противоположной стороне улицы. В доме, который он искал, было два этажа, и его стены явно нуждались в ремонте. Забор был испещрен надписями и рисунками.

Когда Голд был маленьким, по соседству жили сплошь белые — их было, во всяком случае, не меньше девяноста процентов. Голд мог припомнить лишь нескольких цветных и пару мексиканцев, а вот на улице Креншо жили в основном эмигранты из Европы — армяне, греки, поляки, итальянцы и несколько выходцев из Оклахомы. Там жили, даже несколько евреев. Но в течение пятидесятых-шестидесятых годов улицу заполонили чернокожие. В последнее время появились корейцы, и их становилось все больше.

В доме горел свет.

Голд не стал выключить рацию, но уменьшил звук. Пошарив под сиденьем, он достал серебристую фляжку и, отвернув крышку, сделал солидный глоток. Усевшись поудобнее, он принялся наблюдать за домом.

Спустя полчаса открылась дверь, и на запущенную побуревшую лужайку упал луч света. Из дома вышла маленькая чернокожая женщина лет шестидесяти, за ней показался мальчик девяти-десяти лет. Он нес на плече рюкзак, набитый чем-то похожим на книги. Они сели в стоящий у обочины старый «бьюик» и уехали. Через несколько минут на улицу вышла стройная женщина с коричневой кожей.

Она напомнила Голду Анжелику. Разумеется, Анжелика была куда красивее, но какое-то сходство все же было.