Убийца с нежными глазами

— Мы до сих пор не знаем, кто убил Олив.

— И Лиду Кейс, — сказала я, — хотя мотивы, может быть, были иными. Я подозреваю, что кто-то все-таки догадался, что происходит. Может быть, она просматривала документы Хью и нашла что-нибудь важное.

— Например?

— Если бы я это знала, я бы знала и кто убийца, не так ли?

Эбони нервно завозилась.

— У меня дел по горло. Может быть, ты просто скажешь, что тебе нужно.

— Сейчас посмотрим. Пока я тут моталась по городу, мне пришло в голову, что может оказаться полезным узнать, кто наследует акции Олив?

— Акции?

— Ее десять процентов. Уж конечно, она оставила их кому-то в семье. Кому?

В первый раз она была по-настоящему взволнована и румянец у нее на щеках был похож на настоящий.

— Какая разница? Бомба предназначалась Терри.

Олив погибла по ошибке, разве не так?

— Я не знаю, так ли это. — Я быстро вернулась к предыдущему вопросу. — Кто выиграл от ее смерти? Ты? Ланс?

— Эш, — произнес чей-то голос. — Олив оставила все акции своей сестре Эш.

Наверху возле лестницы стояла мисс Вуд. Я смотрела на нее снизу вверх. Она вцепилась в перила, все ее тело дрожало от напряжения.

— Мама, тебе не следует об этом беспокоиться.

— Боюсь, что следует. Зайди ко мне в комнату, Кинзи. — И миссис Вуд исчезла.

Я взглянула на Эбони, затем, миновав ее, поднялась вверх по лестнице.

ГЛАВА 24

Мы сидели в ее комнате возле двери на балкон, выходящий прямо на море. Легкие прозрачные занавески, прикрывающие дверной проем, слабо колыхались при порывах ветра. Спальный гарнитур был старым, все предметы разных размеров, которые они с Вудом, должно быть, сохранили еще с первых лет своей семейной жизни: туалетный столик с побитым шпоном, лампы к нему, уже потерявшие форму, с темно-красными шелковыми абажурами. Мне вспомнился магазин подержанных вещей с витринами, набитыми всякой ерундой, когда-то принадлежавшей разным людям. Предметы, находившиеся в комнате, отнюдь не составляли гарнитура, при этом старинными их тоже вряд ли можно было назвать.

Она сидела в кресле-качалке с сиденьем, набитым конским волосом, обивка на нем протерлась и лоснилась, а на подлокотниках местами даже порвалась. Она выглядела ужасно. После смерти Олив кожа у нее на лице поблекла, щеки были все в пятнах, свидетельствующих о нездоровой печени, и на них отчетливо были видны ниточки сосудов. Казалось, что за последние несколько дней она заметно похудела, и теперь кожа свисала складками у нее на предплечьях и кости проступали сквозь нее отчетливо, словно она была каким-то живым анатомическим пособием. Даже десны будто отставали теперь от зубов, процесс старения тела был теперь весь на виду, словно при ускоренной съемке. Казалось, ее угнетает какое-то еще не вполне определившееся чувство, которое сделало ее глаза тусклыми и безжизненными и от которого они покраснели по краям. Что бы это ни было, я подумала, что она этого не переживет.

Она доковыляла обратно в свою комнату с помощью своей палки, которую ставила совсем рядом с собой, опираясь на нее дрожащей рукой.

Я села на стул с жесткой спинкой рядом с ее креслом-качалкой и спросила у нее тихим голосом:

— Вы знаете, в чем тут дело, так?

— Думаю, что да. Мне нужно было заговорить гораздо раньше, но я так надеялась, что мои подозрения лишены оснований. Я думала, мы похоронили прошлое. Я думала, мы оставили его там, далеко, но это оказалось неправдой. В мире и так столько постыдного. К чему прибавлять еще?

Ее голос дрожал и руки у нее тряслись, когда она говорила. Она остановилась, борясь с каким-то внутренним запретом.

— Я обещала Вуду никому об этом не рассказывать.

— Вы должны это сделать, Хелен. Гибнут люди.

На мгновение в ее темных глазах вспыхнула искра жизни.

— Я знаю, — бросила она. Энергии хватило ненадолго, спичка потухла. — Ты делаешь все, что в твоих силах, — продолжала она. — Ты пытаешься делать то, что считаешь правильным. Жизнь идет, и ты пытаешься спасти то, что осталось.

— Никто вас ни в чем не обвиняет.

— Я сама себя виню. Я во всем виновата. Я должна была сделать что-то в тот момент, когда все началось. Я знала, что существует связь, но не хотела в это верить, глупая.

— Это связано с Вудом?

Она покачала головой.

— Тогда с кем?

— Ланс, — прошептала она. — Началось все с него.

— Ланс? — повторила я в растерянности. Меньше всего я ожидала услышать это имя.

— Ты думаешь, что прошлое растворилось… что не в его власти поразить нас много времени спустя.

— Как давно это началось.

— Семнадцать лет назад, почти день в день. — Она плотно сжала губы и снова покачала головой. — Подростком Ланс был страшным хулиганом, непослушным и скрытным. У них с Вудом постоянно бывали стычки, но это у всех мальчишек так. Ланс был в том возрасте, когда ему непременно нужно было самоутверждаться.

— Эш говорила, что у него были неприятности с полицией.

Она сделала нетерпеливый жест.