Убийца с пилой

Хенли не была уверена, с чего она вдруг разговорилась. Она возненавидела терапию с того момента, как ей приказали еженедельно ходить на сеансы к доктору Эфзалу. После того как она вообще смогла выходить из дома, первые шесть месяцев она почти ничего не говорила, просто сидела как на иголках. Ей не нравилось, когда ее что-то заставляли делать, и в особенности ей не нравилось, что ее заставляли говорить о том, что с ней сделали.

– Ты до сих пор на него злишься? На Раймса? – уточнил Марк. – Вообще это не так уж необычно – испытывать такие чувства по отношению к близкому тебе человеку, который совершил самоубийство.

– Я не злюсь. Это лишняя трата энергии и времени.

Хенли задумалась, понимает ли Марк, что она врет. На самом деле она до сих пор злилась на Раймса. Каждое воспоминание приносило боль. У нее сердце кровью обливалось каждый раз, когда она думала о том, что сделал Раймс.

– Ты сообщила Робу, что снова вышла на улицу? – спросил Марк.

– Вышла на улицу? – Хенли не могла не рассмеяться. – Ты это так сформулировал, будто я проституткой работаю.

– Прости. У меня был трудный день, но ты знаешь, что я имел в виду.

– Да, я сообщила ему вчера вечером. Не то чтобы он прыгал от радости и желал мне успехов.

Хенли почувствовала, как напряглись ее плечи, когда она вспомнила реакцию Роба. Он обвинил Хенли во вранье; в том, что карьера для нее важнее семьи. Утром, когда она собиралась на работу, Роб с ней не разговаривал.

– На самом деле ты не можешь его винить, – заметил Марк.

– Я знаю, что не вправе это делать, но послушай, я пришла сюда не для того, чтобы говорить обо мне. Я пришла по делу.

И Хенли рассказала Марку о том, как идет расследование.

– Я ничего об этом не слышал в новостях, – сказал Марк.

– Пока не было заявления для прессы. Тела из Темзы достают каждый день. Это едва ли можно назвать новостью. Но два расчлененных трупа, найденные с разницей в один день… Это, конечно, новости, но нам совершенно не нужно, чтобы это муссировали в СМИ.

– А есть хоть какие-то зацепки? Подозреваемые?

– Есть пара теорий, которые мы рассматриваем. Месть. Может, бывший парень или брошенная женщина…

– Несмотря на то что расчленение – это, безусловно, демонстрация силы и крайней степени ненависти по отношению к жертве, для женщин это все-таки нетипично. Расчленение – это психологическая форма завершения дела, получения окончательного удовлетворения. Для этого требуется хладнокровная целеустремленность. Женщины – без обид, Анжелика, – более… эмоциональны.

– Я и не обиделась. А как насчет мести?

– Если бы это была месть, то ваш убийца сосредоточился бы на одной цели. Убил бы или нового парня, или подругу, но убить обоих, а потом обоих расчленить… Я считаю, что это не месть.

– А подражатель может быть?

Хенли нашла в телефоне фотографии символов, вырезанных на коже у Зоуи.

– Секундочку. – Марк снял очки и протер стекла галстуком. – Это полумесяц и двойной крест?

Хенли кивнула.

– Последний раз я видел такое, когда орудовал Питер Оливер. Эти метки вырезаны на обоих телах?

– Только у Зоуи. И в связи с этим мне пришлось встретиться с Питером Оливером сегодня утром.

– Прости. Что пришлось сделать?

– Ты слышал, что я сказала, Марк.

– И ты мне перед этим не позвонила? Мы бы с тобой все проговорили. Я бы тебя подготовил.

– Ты же не мой психотерапевт. Забыл?

– Но все равно… Как разговор? Как он?

– Отвратительный. Бесполезный. Я не хочу об этом говорить, – уклончиво бросила Хенли. – Мне от тебя кое-что нужно. Можешь подготовить для меня психологический портрет преступника?

– Конечно, могу, но мне нужен отчет о следствии… Ну, та ее часть, которую вы можете мне предоставить. И вся информация, какая только есть, о жертвах.

– У меня для тебя все уже приготовлено, – сказала Хенли, вручая ему флешку.

– Отлично. Дай мне пару деньков, и я все сделаю.

У Хенли к горлу подступила тошнота, когда она встала с дивана. Она положила руку на спинку стула, чтобы удержаться на ногах.

– Эй, с тобой все в порядке?

– Просто слишком быстро встала. Все нормально.

– Нет, не нормально. Встреча с Оливером запустила у тебя в голове какой-то процесс. Анжелика, когда-нибудь тебе придется проговорить то, что с тобой случилось, причем не с точки зрения полицейского, а с точки зрения жертвы. Выжившей после ужасного испытания.

– Не надо меня так называть. Не называй меня «жертвой», «выжившей». Это звучит так, будто я… слабая.

– Разве выжить после ужасного испытания – это признак слабости?

– Я не хочу, чтобы на меня навешивали ярлыки.

– Посттравматическое стрессовое расстройство просто так не исчезает. Я хорошо тебя знаю, Анжелика. Ты любишь все раскладывать по полочкам.

– Это помогает мне хорошо выполнять мою работу.

– Работа – это одно дело, но ты раскладываешь по полочкам и всю свою жизнь. Это совсем другое.

– В моем случае это срабатывает.

– На каком-то этапе эти твои полочки переполнятся. Ты через многое прошла. И что-то ты до сих пытаешься осмыслить. После смерти твоей матери прошло всего семь месяцев. Я даже не уверен, оплакала ли ты ее как следует.