Вряд ли хоть одно слово было здесь правдой, но убийца преодолел еще одно препятствие.
Часть восьмая
Убийство в Рочестере
У меня была проблема. Проблема в том, что я не мог поддерживать эрекцию. Не мог испытать оргазм. Моя жена знала об этом. За последние несколько лет я встречался со многими женщинами в этом районе… Я встречался, по крайней мере, с 85-100 или более женщинами… Я пытался выяснить, почему я импотент, что-то вроде того.
Жизнь изгнанников улучшилась. В середине октября, через три с половиной месяца после приезда в Рочестер, они получили разрешение от офицера по условно-досрочному освобождению переехать в многоквартирный дом по адресу Александер-стрит, 241, в двух кварталах от одной из самых оживленных магистралей города – Монро-авеню. Преподобный Дати приехал из Дели с мебелью для Роуз и помог паре вселиться в 107-Б, студию на первом этаже с мини-кухней, ванной комнатой и спальней-гостиной. Из витринного окна открывался вид на расположенную через дорогу больницу Дженеси. Внешне невзрачный, блочный трехэтажный дом вмещал тем не менее пятьдесят две комфортабельные квартиры. Свисающие с двух сторон пожарные лестницы напоминали клешни краба. На верхней площадке каменной лестницы, ведущей к большой парадной двери, управляющая поставила горшки с растениями, а несколько башенок и ухоженная живая изгородь придавали зданию некоторое сходство с особняком в тюдоровском стиле. Маленькая табличка предупреждала: «Торговым агентам вход воспрещен».
Роуз описала те первые несколько месяцев как «счастливое время», а жизнь с Артом как «чудесную». Ей нравилась ее дневная работа – взбивать подушки и опорожнять утки для престарелых и немощных. Фургон службы выездных медсестер забирал ее рано утром и доставлял домой в конце дня. Район был немного запущенным, но менее угнетающим, чем предыдущий: повсюду деревья с тенистыми кронами, цветочные клумбы, ухоженные живые изгороди, зеленые лужайки, подстриженные, словно бока пуделей перед собачьим конкурсом. На месте снесенных старых домов появлялись автостоянки, магазинчики и медицинские офисы. В городе круглосуточно выли сирены скорой помощи, непрерывный поток машин стремился к парковкам у дискотек и ночных клубов.
Шоукросс, казалось, не замечал шума; он редко спал больше трех-четырех часов даже в тихую ночь. Но он нервничал из-за неожиданных громких звуков, объясняя Роуз, что это последствия Вьетнама. Однажды, когда они прогуливались мимо школы на Монро и Александер, он рухнул на тротуар от резкого хлопка глушителя грузовика.
– Я ранен! – выдохнул он, побледнел и, казалось, перестал дышать. Роуз привела его в чувство и помогла подняться. Через пару минут он пришел в себя.
Роуз рассказывала, что испугалась тогда даже больше, чем он.
Перегруженные работой сотрудники службы по условно-досрочному освобождению пришли к выводу, что адаптация Шоукросса прошла успешно и надзор за ним можно ослабить. В представленном ими отчете отмечалось, что «…его отношения с [Роуз] достаточно крепки, и оба, похоже, поддерживают друг друга. По оформлении ее развода они намерены пожениться и надеются остаться в Рочестере, где смогут вести спокойную жизнь».
В частном порядке сотрудники отдавали должное Роуз. Она рано научилась подчиняться его воле, подстраивалась под его расписание и в соответствии с его потребностями. Когда она забывала о своих обязательствах перед главой семьи, он быстро ей об этом напоминал.
Шоукросс не курил с 1977 года, когда отбывал пятый год в «Грин-Хейвене», и однажды она случайно открыла перед ним пачку сигарет.
– Ну я тогда и получила! – сказала она позже подруге. – Думала, он со мной расправится! «Что ты делаешь?» – кричал он. Я быстренько от них избавилась.
Роуз прожила одинокую жизнь и теперь наслаждалась своей ролью спутницы сильного мужчины. Ей только хотелось, чтобы они побольше разговаривали, делились своими повседневными переживаниями, но Арт, казалось, не проявлял к этому ни малейшего интереса.
– Роуз, – предупредил он ее, когда она начала рассказывать ему об одной упрямой старухе, – я больше не хочу слышать эту чушь о твоих чертовых пациентах. Твоя работа заканчивается, как только ты приходишь домой.