Убийца с реки Дженеси. История маньяка Артура Шоукросса

Определить профессию Ричарда Крауса по его речи или внешности не так-то просто. Этот неприхотливый человек со взрывным смехом, характерным для комической оперы, избегал профессионального жаргона, а такие слова, как «гебефреник» и «неврастеник», использовал только в случае крайней необходимости. Высоко ценя терпение и скрупулезность, он отличался чрезмерно развитым любопытством, нередко отвлекавшим его на трудоемкие проекты.

У Крауса был средний рост, редеющие темные волосы, живые темно-карие глаза, орлиный нос, эффектные черные усы, мягкий басовитый голос и склонность прочищать горло короткими хрипловатыми прокашливаниями. Лицо его обычно проглядывало сквозь серебристо-серые струйки дыма от ментоловых сигарет «Силва Тинс». В одежде он предпочитал темные костюмы и консервативные галстуки, характерные для представителей его профессии, но выглядевшие так, словно их выбрали по старомодным каталогам «Орвис» или «Л. Л. Бин». Свободное время он посвящал занятиям вполне предсказуемым и не блещущим оригинальностью: летом копался в саду своего сельского дома, плавал в крытом бассейне или возился со своим крепким золотистым лабрадором по кличке Генерал Борегар. Зимой он рубил дрова и виртуозно управлялся со снегоуборочной машиной. Он был разведенным отцом шестерых детей и расслаблялся, играя Скотта Джоплина и Шопена на старом рояле, занимающем центральное место в большой барочной гостиной, где хозяйничала его восьмидесятисемилетняя мать, пытавшаяся защитить своего сверхзанятого сына от поздних посетителей короткими фразами со шварцвальдским акцентом: «Извините. Доктора нет дома».

Родители психиатра, немецкие эмигранты-интеллектуалы, прибыли в Нью-Йорк в конце двадцатых годов и вскоре обосновались в культурном центре Рочестера. Его мать Мария была художницей, а покойный отец по имени Альфонс, лингвист, химик и церковный органист, в течение тридцати пяти лет переводил иностранные патенты и документы для фирмы «Кодак». В четырнадцать лет их единственный ребенок занимался игрой на фортепиано по три часа в день, мечтая предстать перед многотысячной публикой в качестве артиста уровня Горовица или Падеревского. Ричард прошел прослушивание в музыкальной школе Истмана, но отказался от предложенной учителем прелюдии Рахманинова до диез минор по той простой причине, что «ее играли все чертовы пианисты в городе». Разрешения сыграть любимое скерцо Шуберта ему не дали.

– К моему удивлению, – вспоминал Краус, – я вполне приемлемо сыграл Рахманинова. Этот старый боевой конь. Бом, бом, бом! Но потом они решили, что маленькая зарплата моего отца слишком высока, чтобы дать мне стипендию.

Разочарованный молодой музыкант отдал себя под опеку отцов-викентианцев в Ниагарском университете, где получил степень бакалавра в 1953 году, после чего перевез свой портативный фонограф в медицинскую школу Джорджтаунского университета в Вашингтоне, где многократное воспроизведение Пятой симфонии Бетховена помогло ему получить медицинскую степень. После службы в военно-морском флоте он окончил ординатуру по психиатрии в Психиатрическом институте Сетона в Балтиморе, став в итоге главным психиатром престижной службы психического здоровья Депола в Рочестере. В дополнение к своим административным обязанностям он лечил около ста пациентов.

Теперь Краус сидел за маленьким столиком напротив замечательной личности иного рода, Артура Джона Шоукросса, и выслушивал неоднозначные откровения серийного убийцы относительно его семьи, тех напряженных отношений, что сложились между ним и родителями («Моя мать говорит, что убила бы его, если бы увидела, что он засматривается на другую женщину, понимаете?.. Мне стыдно за своего отца»), отсутствия интереса к образованию («Я ходил в школу и спал, а потом поднимал голову и смотрел в окно»), многочисленных травм головы, «тридцати девяти подтвержденных убийств» во Вьетнаме, ранений («…шрапнель здесь и здесь, пуля вот здесь»), романа с Кларой Нил, любви к жене, нарушениях сексуальности, а также убийств десяти женщин в Рочестере и одной в округе Уэйн («Ты просто отталкиваешь это от себя и забываешь»). И все это без сколь-либо очевидных признаков нежелания признаваться, хитростей и обмана. Какими бы ни были проблемы серийного убийцы, молчаливостью он не страдал.

3. Ричард Краус

На самое первое интервью я приехал в тюрьму вместе с Роном Валентайном на его шумной красной спортивной машине. На номерном знаке было написано «Защитник», но куда лучше подошла бы надпись «Чих-Чих-Бум-Бум»[26]. Приемная представляла собой мрачное помещение с односторонними окнами. Из ниоткуда вдруг раздается жутковатый голос, и вы попадаете в мир стали, плитки, решеток и шума.