Вторая, которая была у дерева, описалась, а потом упала в обморок. Затем я раздел ее… Сначала я занялся с ней оральным сексом. Она не могла понять, что я делаю, но ее тело понимало! Я развязал ее, затем привязал к двум другим деревцам… Она несколько раз теряла сознание. Я слегка порезал ее от шеи до промежности. Она закричала и обделалась. Я взял свой М16, потянул за ее сосок, затем приставил ствол к ее лбу и нажал на спусковой крючок. Отрубил ей голову и повесил на шест в том месте, где они набирали воду…
Это была война! Я не убивал тех, кто не имел никакого отношения к конфликту. В другой раз под кайфом я застрелил парня, прикованного цепью к дереву. Он убил одного нашего солдата, тоже из нашего собственного оружия – винтовки М1. Это уже трое. Тоже под кайфом я убил двух женщин в реке, после того как они убили двух солдат. У них была карта базового лагеря, а также автоматы АК-47 и боеприпасы к ним, еда и денежные пояса на сумму 2800 долларов. Я разделил эти деньги с несколькими парнями. Автоматы мы разбили, патроны выбросили, все остальное забрали обратно в лагерь. А тела отправили вниз по течению.
…Мне не нужна была еда. В те дни я ел дикие бананы и обезьян. У меня была с собой пластиковая взрывчатка С-4. Если взять небольшой шарик этой взрывчатки, то на нем можно готовить. Главное – быть осторожным и накрыть пластид песком или листьями.
Что я точно знаю, это то, что я убил во
Я не был готов к возвращению в Штаты. Я был слишком взвинчен! Мне стоило остаться там еще на полгода!
Из Вьетнама меня отправили в Японию… потом на Аляску… и в штат Вашингтон… Чикаго… Детройт… Сиракьюс. Я остался там на одну ночь. На следующее утро люди начали обзывать меня «убийцей младенцев»
…Я пробыл дома три дня, и затем меня спросили, собираюсь ли я повидаться с Линдой. «С какой Линдой?» – спросил я, потому что совсем забыл, что женат и у меня есть жена.
Вернувшись из Вьетнама и еще находясь в отпуске до переназначения, Шоукросс столкнулся с Джимом Роббинсом.
– Он ничуть не изменился, – вспоминал позже его старый товарищ по школьной команде. – Тот же странный взгляд, странный голос. Много говорили о войне, мешках для трупов, убийствах. Он был весь в каких-то ленточках и нашивках. Я взял его покататься, и мы остановились в одном саду, потому что ему захотелось отлить. Он говорит: «Ух ты, эти яблочки выглядят аппетитно». Я отвечаю: «Арт, тебе лучше спросить разрешения у фермера». Он просто стряс их с дерева. Потом нас догоняет помощник шерифа и спрашивает, кто тряс дерево. Я говорю: «Вот этот парень, и я предупреждал его не делать этого». Арт заплатил фермеру пятьдесят баксов, а я подумал: «Боже, когда этот парень повзрослеет? Ему уже двадцать три года, он ветеран боевых действий, а все еще ворует яблоки».
Другие знакомые заметили, как именно вернувшийся солдат говорил о войне. Он рассказывал, как в Плейку девочка взорвала толпу людей с помощью гранаты, прикрепленной к своему телу, и как вьетконговская шлюха хитроумно спрятанным лезвием разрезала, «как банан», пенис старшему сержанту. Он говорил об американских солдатах «с содранной от шеи до лодыжек кожей», отрезанными веками и губами, вырезанными языками. Он рассказал, как добывал драгоценности: «Становишься ему на горло, выбиваешь прикладом зубы, собираешь золотые и нанизываешь их на нитку».
Он описал свою сексуальную жизнь за границей как «одна девчонка-гук за другой» и рассказал о шлюхах-подростках, которые брали по два доллара за ночь. Свой пенис он рассматривал как оружие и рассказывал, как с товарищами насиловал вражеских женщин, чтобы «преподать им урок».
Один его двоюродный брат рассказывал:
– Он сказал мне, что трахал вьетнамскую девушку и вышиб ей мозги как раз в тот момент, когда они оба кончили. Меня встревожило то, как он рассказывал свою историю – дурачась, хихикая, своим утиным голоском. Тупица! Любой другой на его месте говорил бы о таком серьезно. Но для него все было забавой. «Ты бы видел, как она дрожала, когда я выстрелил в нее». Несколько дней спустя Арт и его новая жена, Линда, отправились в Форт-Силл. Я не знал, что и думать.