Убийца Шута

- Я посмотрю. - Я скатился с кровати и подошел к очагу. Кого бы Чейд не отправил сюда, он был тщательным человеком. Над углями на крючке висели чайник и закрытый горшок, расположенные так, чтобы оставаясь теплыми не нагреваться слишком сильно. Я повесил их над очагом и заглянул внутрь. Там оказалась тушеная в густом коричневом бульоне курица. Лук, сельдерей и пастернак смешались в соусе. - Тушеная курица,- сказал я ему. - Принести тебе немного?

- Я встану.

Его ответ удивил меня.

- Чуть раньше сегодня, перенося тебя сюда как можно быстрее, я думал, что ты на грани жизни и смерти. А теперь ты стал почти таким, как прежде.

- Я всегда был крепче, чем кажусь. - Он медленно сел, свесил ноги, нащупывая пол. - Но не обманывайся. Сомневаюсь, что пережил бы больше, чем пару ночей в холоде. Я едва помню последние несколько дней. Холод, голод и боль. Никакой разницы между днями и ночами, разве что ночами было холоднее. - Он встал и покачнулся. - Я не знаю, где ты, - беспомощно пожаловался он.

- Стой на месте, - велел ему я, будто он мог поступить иначе. Я поставил маленький столик рядом со старым креслом Чейда и отвел туда Шута. На полке я нашел посуду и столовые приборы. Леди Розмари навела здесь гораздо больший порядок, чем был при Чейде. Я принес ему миску с курицей и ложку, а потом нашел бутылку бренди и чашки. -Ты очень голоден? - спросил я глядя на то, что осталось в горшке. От запаха пищи у меня разыгрался аппетит. Хотя усилия для Скилл путешествия в основном легли на Риддла, но прошло достаточно длительное и тяжёлое время с тех пор, как я в последний раз ел.

- Поешь что-нибудь, - ответил Шут, чувствуя мое затруднительное положение.

Я положил еды и себе, садясь в кресло Леди Розмари,и поставил миску на колено. Шут поднял голову. - Я чувствую аромат бренди?

- Он слева от твоей миски.

Он отложил ложку и на его губах расцвела трепетная улыбка:

- Бренди с Фитцем. У огня, в чистой одежде. С едой. Еще один последний раз и я смогу умереть счастливым.

- Давай исключим последнее и сделаем все остальное.

Его улыбка стала шире:

- На время, старый друг. Только на время. Что бы ты ни сделал со мной до того, как мы вошли в камни, жертва Риддла, потом еда, тепло и отдых вернули меня от этой грани. Но не будем обманывать друг друга. Я знаю, что гнию изнутри. И знаю, что ты видел это. - Он поднял скрюченную, как коготь руку и почесал шрамы на щеке. - Это не случайность, Фитц. Они намеренно сделали что-то внутри меня, так же как они избороздили шрамами мое лицо и содрали Скилл с моих пальцев. Я не воображаю, что убежал. Они оставили внутри меня медленную смерть, а затем преследовали меня, пока я ковылял дальше, стремясь видеть как я ежедневно выбиваюсь из сил, довожу себя до изнеможения, всегда угрожая тем, кто мог помочь мне. Мне кажется, что я шел быстрее и дальше, чем они рассчитывали, но даже это может быть иллюзией. Их замыслы распространяются так далеко, ни ты ни я не можем даже представить. У них есть карта лабиринта времени, составленная из сотен тысяч пророчеств. Я не спрашиваю, почему ты вонзил в меня нож, потому что уже знаю. Они привели это в действие и ждали, чтобы ты исполнил их злую волю. Они стремились причинить тебе боль, так же сильно, как и убить меня. Никто не виноват, кроме них. Ты все еще Изменяющий и ты изменил процесс моего умирания, влив в меня силу. Он вздохнул. «Но, возможно, их волей было и то, что ты нашел меня и перенес сюда. Может ли это быть тем камешком, который вызовет лавину, Фитц? Я не знаю. Я страстно хочу видеть так же, как раньше, жажду выбирать путь сквозь кружащий туман возможностей. Но все ушло, потеряно для меня с тех пор, как ты вернул меня из мертвых.

Я не смог придумать, что ответить на все это. Давным-давно я понял, как по отношению к Шуту, так и к Чейду, что самый быстрый способ спровоцировать их молчание – задавать слишком много вопросов. Оставив их в покое, я получу гораздо больше информации, чем они предполагали мне открыть. Потому я ел цыпленка и пил бренди Чейда, задаваясь вопросами о Прислужниках, его Нежданном сыне, и даже о тех посланных им вестниках, что не добрались до меня.

Он закончил с курицей в тарелке, гремя ложкой о стенки миски, чтобы убедиться, что ни кусочка не осталось. Я налил ему бренди в чашку.

- У тебя остатки похлебки у рта, слева, - спокойно сказал я. Мне было непереносимо больно видеть, что он ест так жадно и неопрятно. Подняв его чашку, я вытер со стола брызги и капли. Я не хотел стыдить его, но он, вытерев лицо, признался.

- Я ем, как голодный пес. Слепой голодный пес. Боюсь, я выучился заглатывать как можно больше еды и как можно скорее. Трудно забыть такой урок, когда его столь искусно преподали. - Он сделал глоток бренди, откинувшись назад в кресле. Его глаза были закрыты, но лишь когда его ослабшая рука дернулась, а чашка чуть не упала, я понял, что он уснул, где сидел.

- Назад, в постель, - сказал я. - Если ты будешь есть и отдыхать несколько дней, возможно, мы сможем начать постепенное лечение, чтобы направить тебя на путь к выздоровлению.