Я прикинул, не сбежать ли мне в Британскую Колумбию. Я оставался гражданином Канады, а в Канаде не было смертной казни. Но я понимал, что диспетчеры вряд ли назначат меня на доставку так далеко на север. Они же сотрудничают с копами.
Я подумал уехать на автобусе, но у копов ушло бы каких-то три-четыре дня на то, чтобы перехватить автобус и схватить единственного парня ростом два метра.
Я выглянул в окно и увидел человека в форме, который, сидя в своей машине, наблюдал за стоянкой. Я знал, зачем он здесь. Такое же чувство было у меня, когда я убил Танью Беннетт. На мне лежала печать убийцы.
Я пошел в магазин и поискал, чем мог бы отравиться. Там была жидкость для промывки радиаторов, но я хотел умереть, а не сжечь себе пищевод. Я купил упаковку «Контака» двенадцатичасового действия и шестнадцать таблеток экстрасильного «Тайленола». В грузовике у меня уже был «Судафед» и флакон «Анацина» – всего, наверное, таблеток сорок. Я прихватил бутылку минеральной воды, чтобы все это запить.
Идя к моему грузовику, я увидел, что человек в форме все еще на месте. Я боялся, что он реанимирует меня и промоет желудок. Надо было сделать все правильно, не вызвав подозрений.
Я забрался в спальное отделение, снял ботинки и задернул занавеску. Начал писать предсмертную записку, но потом передумал. Что я скажу? Что я несчастный непонятый ребенок, у которого не было шанса в жизни?
Я знал, что должен проглотить таблетки быстро, иначе могу струсить и тогда умру на электрическом стуле или на виселице либо буду гнить в тюрьме до конца своих дней. Я выпил таблетки и откинулся на подушку. Через несколько минут у меня возникло такое чувство, будто голова вот-вот лопнет, а глаза выкатятся наружу. Потом я отрубился.
Когда я очнулся, была ночь. Я надел один ботинок и открыл окно. Высунул голову наружу – там шел прохладный дождь. Если я мог его ощущать, то был еще жив.
Я вылез на парковку и побрел к туалету. Наверное, я выглядел как мертвец, восставший из могилы. Помочившись, я пошел обратно к грузовику. Когда я уже залезал в кабину, кулак выскочил из-за занавески и ударил меня в лицо.
Я перепутал грузовики. Это был полуприцеп «Прайм Тракинг», припаркованный на ночь. Встрепанный водитель под руку поволок меня в офис.
Когда мы вошли, я чуть не повалился на пол. Мысли у меня путались. Вошла пара полицейских; меня попросили представиться. Я не сразу вспомнил свое имя. Спустя некоторое время я смог объяснить, что принял несколько таблеток снотворного и следующее, что я помню, – как меня бьют кулаком. Я по ошибке залез в чужой грузовик.
Полицейский попросил показать ему мой путевой журнал. Я сказал, что меня шесть часов допрашивали детективы и они же забрали мои бумаги. Я сказал, что сыт расспросами по горло.
Водитель из «Прайма» оказался хорошим парнем и не стал выдвигать обвинение. Полицейский взял мои ключи и сказал выспаться как следует, а с утра прийти за ними в кабинет охраны на стоянке. Тема самоубийства даже не поднималась.
Было около трех или четырех часов ночи, когда я проглотил остаток своих таблеток и снова отключился. На этот раз я проспал до полудня. Парковка была почти пустая. Водитель из «Прайма» уехал. Мое одеяло было перепачкано вонючей белой массой; я понял, что меня рвало всю ночь. Отец был прав – я ничего не мог сделать правильно.
После нескольких кружек кофе я позвонил своему боссу. Он сказал, что полицейские меня больше не преследуют. Я повозмущался тем, как он подставил меня, отправив на ярмарку по их указке, а потом сказал, что копы забрали тент и это его вина – пусть даже не думает взыскать с меня деньги. Он извинился передо мной – не особенно искренне – и велел ехать в Феникс за очередным грузом.
По пути на запад я думал о том, как трудно убить человеческое существо. Я душил ту женщину из Шасты трижды, а она все равно осталась в живых и оболгала меня. Мне приходилось прикладывать максимум физической силы, когда я убивал остальных. А теперь я даже не мог убить самого себя.
Я поклялся, что больше ошибки не допущу. Что пошло не так? Слишком много таблеток оказалось в желудке одновременно, и меня вывернуло наизнанку.
На последней стоянке в Нью-Мексико я заказал стейк и спросил официантку, нравится ли ей моя цепь. Она показала мне дешевую тонкую цепочку у себя на шее. Я отдал ей свою новенькую золотую цепь за шестьдесят пять долларов в качестве чаевых.
– С какой стати ты это делаешь? – спросила она. – Ты меня даже не знаешь.
Я ответил:
– Там, куда я собираюсь, она мне не понадобится.
Другие официантки собрались вокруг.
– Я скоро сяду в тюрьму, – произнес я. – Мне грозит восемь пожизненных сроков. А может, газовая камера.
Когда я отъезжал, они смотрели вслед моему грузовику.