Отчаянный, длительный вопль агонии внезапно нарушил тишину на втором этаже. Затем последовали два торопливых выстрела, один за другим, и вопль прекратился, как будто кричавшему заткнули глотку.
— Рик! — Соня крепко обхватила мою шею руками и прилипла к моей спине как пиявка. — Что это?
— Если вы перестанете меня душить и слезете с моей спины, я пойду и узнаю! — задыхаясь, выдавил я из себя.
Она ослабила удушающий захват и соскользнула с моей спины.
— Одна я здесь ни за что не останусь! — заявила она. — Я иду с вами!
— Вам лучше подождать, пока я осмотрюсь, поверьте мне, моя радость!
Она в отчаянии мотнула головой, а в глазах у нее отразилась та безнадежная смесь страха и упрямства, которая невосприимчива к доводам разума.
— Послушайте! — Я приподнял ее подбородок, придав ему агрессивный угол. — Все будет хорошо, только закройте глаза и сосчитайте до пяти. Это успокоит ваши нервные центры и… — Она закрыла глаза, а я аккуратно ударил ее в подбородок, подхватил бесчувственное тело и мягко опустил на ковер.
Лестница была освещена, и я поднялся по ней, скользя спиной по стене, пока не достиг второго этажа. Из открытой двери, находившейся на противоположной стороне от лестницы, в коридор падал яркий поток света. Я сделал глубокий вдох и как вихрь ворвался в комнату. За открытой дверью никого не было, и я уже начал облегченный вздох, как вдруг окаменел.
Две кровати стояли перпендикулярно к боковой стене, и из-за дальней спинки виднелась неподвижная рука. Неохотно и медленно я приблизился, пока наконец не увидел на полу труп.
Бабе Дюан лежала на спине, устремив на меня безжизненный обвиняющий взор. Ее лицо казалось застывшей маской ужаса, на груди по ночной рубашке растеклось огромное пятно из частично свернувшейся крови, отчетливо проступали и следы сгоревшего пороха. Судя по выражению ее лица, она знала, что скоро умрет. Ее убийцей был безжалостный садист, подошедший к ней вплотную и приставивший пистолет к груди, прежде чем нажать на спусковой крючок. Об этом молчаливо свидетельствовали пороховые ожоги.
Даже не закрывая глаз, я слышал ее голос: «Я буду вам глубоко благодарна, мистер Холман, за любые попытки облегчить положение». Кто-то другой по-своему «облегчил положение», всадив две пули в ее грудь.
Я вышел в коридор. В следующей комнате свет не горел, но дверь была открыта. Я уже собирался пройти дальше, когда услышал слабый шепот в темноте, от которого у меня на голове зашевелились волосы. Последующие несколько секунд я стоял как вкопанный у двери, размышляя, что делать дальше. Кто-то или что-то было внутри. Если попытаться войти, в коридоре как раз хватало света, чтобы стать легкой мишенью. У меня не было альтернативы, если не считать того, что я мог оставаться на своем месте, пока меня не прихлопнут, — дверь в спальню открывалась внутрь с противоположной от меня стороны, поэтому выключатель должен был находиться рядом со мной.
Мои уши вслушивались в темноту, как две легавые собаки: я снова уловил тихий шепчущий звук. Это и заставило меня принять решение; любое развитие событий было лучше, чем просто ожидание, в то время как мое воображение стремительно создавало целый сериал ужасов, объясняющих непонятный пугающий звук. Я слегка наклонился вперед, начал шарить рукой за дверной рамой и почти тут же нашел выключатель.
Нажав кнопку, я, согнувшись, прыгнул в комнату и резко закрыл за собой дверь. Медленно выпрямляясь, я понял, что нахожусь в главной спальне, которая казалась невероятно огромной по сравнению с другими. Четыре фигуры застыли передо мной, напоминая гротесковую «живую картину».
Ирвингу Хойту было легко сохранять неподвижность. Его тело лежало около гигантской старомодной кровати со спинками, искусно изготовленными из бронзовых трубок. В его лбу зияло два пулевых отверстия. На ковре расплылось яркое красное пятно, в центре которого лежали тяжелые роговые очки с разбитыми стеклами.
Три остальные фигуры медленно возвращались к жизни. Чарли Хатчинс съежился между спинкой кровати и массивным комодом, прижавшись спиной к стене и держа в руке пистолет.
Алекс Кирш стоял на четвереньках по другую сторону кровати от Чарли и, очевидно, направлялся к нему. Он легко поднялся на ноги, и что-то серебристое блеснуло в его правой руке. Последняя фигура «живой картины» располагалась ближе всего ко мне — в каких-то десяти футах от задней спинки кровати на ковре лежало мускулистое тело шофера Лайонела. Он неуклюже поднялся на ноги и недовольно взглянул на меня. В руках у него ничего не было.
Чарли Хатчинс выпрямился, вытер пот со лба левой ладонью.
— Холман! — загремел он. — Где вы так долго болтались?
Глава 10
— Бросьте пистолет, Чарли, — приказал я.
— Что? — Его кустистые брови превратились в одну прямую щетку. — Что вы там болтаете, Холман! Вы никак с ума сошли?
— Бросьте пистолет, Чарли, — повторил я. — Или я стреляю!
Багровый румянец покрыл его лицо и быстро окрасил лысину. Он возмущенно смотрел на меня, но пальцы правой руки неохотно разжались, и пистолет со стуком упал.
— Подтолкните его ко мне, Чарли, — велел я.