Убийца среди нас (СИ)

У Парамошкина в душе все кипело. Ругал себя за то, что так и не убрал Гнидкина. Теперь неизвестно чем все может кончиться. Но надо еще переговорить с бухгалтершей. Попросил ее отойти с ним в сторонку.

-- Что теперь будет-то, Григорий Иванович? Ведь у нас не все в порядке. Должок за вами немалый. Вчера, словно чуяла, хотела поговорить, да у вас времени не нашлось, спешили куда-то.

"Ишь, слезу пускает -- "хотела поговорить"! -- подумал Парамошкин. -- Если б хотела, то поговорила б, и никакого сыр-бора не было. Слишком хитра..." Но ссориться не стал. Зачем? Может, возьмет все-таки деньги? Попросил как можно обходительней, намекнув, что проверка пройдет, а им еще вместе работать. Но не тут-то было. Собеседница, будто ее крепко обидели, громко возмутилась?

-- Да вы что, Григорий Иванович, мне предлагаете? Это же подсудное дело! Нет уж, выкручивайтесь как хотите, а меня в свои махинации не втягивайте.

-- О чем шум? -- тут же вырос рядом Соломкин.

-- Сами разберемся, -- буркнул Григорий. Вот и последняя надежда рухнула. Бухгалтерша по-своему права: зачем ей лишняя нервотрепка? А сопереживала для видимости, на деле же небось будет рада, если его с треском попрут с директорства. Это при лучшем исходе, а вполне возможен и худший вариант -- уголовное дело. Парамошкин все это понимал. От утреннего радостного восприятия жизни ничего не осталось. Надо было что-то делать, но что?..

После опечатывания служебных кабинетов Соломкин, доверенные лица, а за ним и остальные потянулись к складским помещениям. Гнидкин отпросился и ушел, к Парамошкину подошли работники базы -- спросили, что делать? Он же и сам толком не знал, сколько дней продлится ревизия? Может, неделю, может, больше. Да это его и не интересовало. Вот каковы будут последствия? К кому обратиться за помощью? Кроме Шлыкова да Рюмина не к кому...

Но вот процедура опечатывания, наконец, закончена. Соломкин отпустил всех кроме Парамошкина. Было заметно, что ему доставляет удовольствие поиздеваться над ним и показать свою значимость. Григорий и сам был не рад, что в тот раз обошелся с ним по-свински. Да и особых причин тому не было, просто разозлился на Гнидкина. Сколько всевозможных клиентов-просителей с утра до вечера отиралось на базе, и надо же было нарваться именно на Соломкина. Но не просить же у него прощения? Какой в этом смысл теперь, когда колесо закрутилось?

Соломкин же с издевкой спросил:

-- Ну, как настроение, господин директор? Что-то совсем скисли. Успокойтесь, вы же тут хозяин! Вспомните, как недавно меня при своем подчиненном унижали. Будто я и не человек совсем. Да, моя должность не для всех приятная, ну и что? Обидели, унизили, а ведь я вас просил...

Парамошкин скрипнул зубами.

-- Не надоело куражиться, Соломкин? Думаете, буду в ноги кланяться или слезу пускать? Не дождетесь. А за угрозы и издевательства ответите.

-- Ой, как напугал, прямо со страху падаю! Нет уж, теперь мы вывернем тут все наизнанку. А вы будете сидеть дома и ждать результатов нашей проверки. Они, уверяю, вас не обрадуют, это уж точно. Наковырять можно всегда, было бы желание, а оно у меня есть.

-- Мне идти? -- спросил Григорий, не желавший больше спорить. В любом случае спор этот ничего хорошего ему не даст.

-- Почему бы и нет, идите, пожалуйста, только подпишите вот этот документ, -- Соломкин протянул лист бумаги и ручку.

-- Это еще что такое?

-- Подписка о невыезде. То есть, уезжать без нашего разрешения вам теперь никуда нельзя. Можем вызвать в любое время. Ясно?

-- Чего уж тут неясного, -- проворчал Григорий, ставя свою подпись.

XXXI

Парамошкин ходил мрачнее тучи. Знал, что ревизия на базе началась, но как проходит и сколько продлится -- неизвестно. Все его попытки вернуть тетрадку с записями успехом не увенчались. Соломкин, видно, с ней ознакомился и на все его просьбы отвечал отрицательно. Парамошкина, словно в издевку, называл не иначе как господин директор. У Григория от всяких думок голова трещала. Речь о поездке на девять дней отца и не шла. Какие тут поминки, если сидишь и ждешь повестку. Ложился и вставал с одной лишь мыслью: вызовут-не вызовут.

Когда о случившемся узнал Рюмин, устроил такой разнос, какого у Парамошкина никогда в жизни не было. Надя больше молчала, хотя намеками и дала понять, что поступок его считает несерьезным. Ирина нервничала, плакала, строила всякие предположения. В общем, из-за Парамошкина нарушался ритм работы фирмы "Надежда". Без своевременного завоза товара из Москвы сворачивалась торговля в киосках, хотя до этого все было уже отлажено. Пришлось выкручиваться. Дважды за товаром выезжала Ирина. Ныла, ворчала, а куда деваться, надо выручать мужа. Рюмин злился, постоянно выговаривал Григорию, что тот своевольничал, его не слушал и вот -- подвел фирму.