Говорят, что он ими давил на психику подследственных при допросах. Григорий в это и верил, и не верил -- мало ли что могут наболтать.
А вот то, что клика Соломкину подходила -- однозначно. Да, Парамошкин в свое время погорячился и наговорил ему глупостей, выгнал с базы. А все из-за Гнидкина. Теперь же Соломкин мстит и угрозу свою выполняет.
Черт, неужели же Гнидкин будет и дальше подличать, а его, Парамошкина, Крендель засадит в колонию?
Григорий поднялся, подошел к крану и стал умываться. Надо бы пробежаться к проруби, но нет настроения. Освежая голову и лицо холодной водой, ругал себя. Это уже вошло в привычку. В который раз называл себя безмозглым тупицей, который вечно спешит и допускает ляпы. Поставив на плитку чайник, подошел к окну. На улице морозно, молодые деревья в густом инее. Было еще сумрачно, рассвет просачивался медленно и неохотно, но день уже начался. По-хозяйски расставив передние лапы, посреди дороги сидела рыжая собака. Она приблудная и появилась совсем недавно. "Рыжуха", как ее прозвали, вертела вдоль дороги головой, дожидаясь, что кто-то из прохожих чем-нибудь подкормит. Рядом на дереве, осыпая иней, перепрыгивали с ветки на ветку и без умолку стрекотали две сороки. Им от Рыжухи перепадали крохи еды. Григорий подумал, что все хотят есть: люди, собаки, сороки... Да получше, пожирнее. А вот работать -- не каждый. Вновь шевельнулась мысль, что если посадят, может потерять многое из того, что с таким трудом нажито. Нет-нет, этого не должно случиться, тут же успокаивал сам себя. Веня, Рюмин, Шлыков... особенно Веня, не оставят в беде.
С включенными габаритами промчалась по дороге машина. Зайдясь громким лаем, Рыжуха -- хвост трубой, рванула вслед за ней, но тут же вернулась и села на прежнее место. Зевнув (спал мало и не выспался), Григорий пошел пить чай. Ирина спит. Она еще вчера предупредила Рюмина, что с утра задержится. Разве мог тот ей отказать? Вскоре Григорий поехал в офис.
А Соломкин перед Новым годом Парамошкина все-таки вызвал. Сидя в длинном, с множеством дверей коридоре УВД, Григорий в который раз прокручивал в уставших мозгах как лучше вести себя. С Ириной решили, что на рожон лезть нечего, к хорошему это не приведет. Да и Веня пока молчит, вдруг и тут сорвется. Открыв дверь и окинув Парамошкина беглым взглядом, Соломкин сказал:
-- Заходите.
-- Захожу, -- почтительно ответил Григорий и встал со стула. И дальше разговор шел в том же духе.
-- Садитесь.
-- Сажусь.
-- Слушайте внимательно, -- Соломкин положил перед собой нетолстую папку с бумагами. На папке крупными буквами и цифрами было обозначено: "Дело" и его номер.
-- Слушаю внимательно.
Отложив бумаги, Соломкин подозрительно посмотрел на посетителя.
-- Вы со мной, Парамошкин, дурачка не валяйте, -- помолчав, спросил: -- А может, наконец-то, прозрели?
-- Именно так, но без дурачков. Прозрел и понял, что хорошо смеется тот, кто смеется последним.
Соломкин почесал лысоватый лоб, подумал и, вновь прищурившись, будто пытаясь угадать, шутит Григорий или нет, сказал:
-- Вот-вот, мне кажется, сейчас вы абсолютно точно подметили свою незавидную роль: жаль, что поздно опомнились. Наверное, когда на меня орали, совсем не думали, что в скором времени будете сидеть здесь, в столь серьезном учреждении? Директор торговой базы, молодой и неглупый мужик, можно сказать "новый русский", а понятия никакого. Да разве так можно себя вести? Что ж, сам виноват, самому и расхлебывать.
Сказано было хоть без прежней злобы, но тоном победителя. Григорий молча слушал. В свои слова он вкладывал совсем другой смысл, полагая, что с помощью Вени он, а не Соломкин будет смеяться последним. Нет, он не дурак, сейчас ему об этом не скажет, но то, что именно он посмеется над Соломкиным последним, успокаивало.
Соломкин принял деловой вид. Началась игра нервов -- что же конкретно его ожидает?
-- Ревизия закончена, -- сказал как о чем-то заурядном Соломкин. И сразу будто обухом по голове: -- Для вас результаты плачевные. Об этом вы не хуже меня догадываетесь, хотя наверное на что-то рассчитывали. Мол, вдруг да пронесет. Нет, так не бывает, -- с сожалением посмотрел на Парамошкина. Тот слушал, опустив голову, и не хотел встречаться глазами с Соломкиным. Эти глаза и весь он, прилизанный чистюля, у которого все так правильно и хорошо, но который может испоганить ему всю жизнь, противен.
-- Так вот, -- продолжал бэхээсэсник, -- ревизия вскрыла на базе недостачу товара. По нашим меркам, немалую. А это уже кое-чем пахнет.
-- Так получилось... стечение обстоятельств... Готов, если можно, внести деньги.
-- Сейчас это уже бесполезно. В проверке крепко подсобила ваша тетрадочка. Надо же было такую свинью себе подложить! Вся ваша махинаторская деятельность в ней как на ладони. Да-а, с таким мне встречаться не приходилось: ну все напоказ. А это потому, -- повысил голос Соломкин, -- что как директор почувствовали себя абсолютно неуязвимым и безнаказанным, работали по принципу: что хочу, то и ворочу. Вот и наворочили.