Лорк чувствовал горькое разочарование. Смерть Воллета подействовала на него угнетающе, несмотря на то, что этот человек причинил ему немало зла. Такого конца никому не пожелаешь… Но ещё и другое означала гибель первого священника. Настоятельных просьб ускорить казнь Талвеона больше не будет, но и просьбы об освобождении не будет тоже. Исходящая от Воллета, такая просьба значила бы оправдание и свободу для философа. Талвеон обвинялся в отступничестве от двухбережной веры – защитное слово первого священника стало бы для него спасительным, судьи не нашлись бы, что возразить. Но не будет защитного слова.
Рассчитывать на то, что Воллет сможет победить своего зверя, что он изменится, обуздает внутреннюю тьму, станет другим, было глупо. Глупо и по-детски.
– Ну, ты хотя бы свою работу всё-таки сделала, – сказал Лорк. – И сделала всё, что могла, для Талвеона. Кто же виноват, что ничего не получилось…
Он медленно побрёл прочь от башни, не очень понимая, куда направляется. Ярла двинулась за ним.
Упоминание Лорка о Талвеоне с особенной яркостью напомнило ей об этом человеке, друге стихийный духов, не разделяющем мир на «плохое» и «хорошее», на сферу людей и враждебной им природы. О человеке с волей настолько сильной, что ни заключение, ни даже пытка не сломили её. Не только не сломили, но и не вызвали в нём ненависти к миру. Не разделяя мир, он любил его. Ярла и говорила себе, что один-единственный человек никогда не сможет по-настоящему изменить окружающую действительность к лучшему, но вопреки этим разумным скептическим доводам в Талвеоне для неё заключалась надежда. Надежда на будущее. На другое, новое будущее для всех.
Она посмотрела в небо, словно ожидая опять разглядеть там сильфа. Но Лоурела видно не было. Только утихомиривалось кипение туч, стихал дождь. Последняя молния сверкнула отдалённой вспышкой, последний гром прозвучал едва слышным ворчанием.
– Лорк, я сделала для Талвеона ещё не всё, – сказала Ярла.
– А что ещё можно сделать? Эти мысли о побеге…
– Нет, не то. – Ярла остановилась и глубоко вздохнула. – Надо разыграть спектакль… – да, который раз ей должна пригодиться отцовская наука актёрства. – Такой, в котором не будет стрел и ножей, а кое-что другое.
Лорк озадаченно посмотрел на неё.
– Может, попонятнее объяснишь?
– Нет, сейчас от этого избавь. Если у тебя есть свои предложения, с радостью выслушаю.
Лорк понял, что спорить с ней бесполезно.
– Значит, моя идея – единственная, – подвела итог Ярла.
– А я чем-то помочь могу?
– Это вряд ли. От тебя нужно прежде всего вот что: не поднимать шума из-за Воллета. Утром его всё равно найдут. Но мы с тобой о его падении должны… ничего не знать.
– Я не такой дурак, чтобы поднимать шум.
Лорк даже поёжился – мало ли что могут подумать, вдруг решат, что Воллет не сам убил себя? Конечно, маловероятно выбросить такого человека из окна или принудить к прыжку… Но и маленькая вероятность стать подозреваемым в убийстве Лорку не улыбалась.
– Дальше. Кто из ваших знает, что тебя заперли?
– Один брат, который меня в этот сарай отвёл.
Ярла поморщилась:
– Лучше бы Воллет сам закрыл тебя. Тогда ты сейчас мог бы спокойно вернуться к себе в келью. С другой стороны, хорошо, что он прилюдно, при всех тебя не обвинял…
– Наверное, подождать с этим собирался.
– Тебе где-нибудь укрыться нужно понадёжнее. Правда, в связи со смертью Воллета твоё исчезновение малость подозрительно будет выглядеть. Либо вернуться в сарай…
Меньше всего Лорку хотелось снова лишаться свободы.
– А для плана, который ты задумала, как лучше: чтобы я скрылся, или чтобы под замком сидел?
– Честно? Чтобы под замком. Но если не захочешь, я пойму.
Лорк поколебался немного.
– Ладно. Я вернусь в этот проклятый сарай.
– Но условия твои мы улучшим. Во-первых, когда ты последний раз ел?
Лорк не смог точно сказать. На время он забыл о голоде, но одного вопроса хватило, чтобы вспомнить.
Припомнив удачливого Самая, Ярла спросила:
– Где у вас здесь огород?
Лорк повёл, но пока шли, он живо вообразил падение Воллета из окна, и есть ему расхотелось. Ярла, угадав эти его помыслы, подбодрила:
– Всё равно голодовкой не изменишь ничего.
Лорк сгрыз зёрна из кукурузного початка, вылущил несколько стручков молодого гороха, сжевал грушу и яблоко.
– Ну вот, проблем своему животу нажил, – пошутила Ярла.
Огрызки и пустые стручки можно тут же и оставить – если что, братья и это на проделки воришек, унёсших тыкву и всё прочее, спишут.
Из бочки, куда собирали дождевую воду для полива, Лорк утолил жажду, после чего они вернулись к повинной хижине. Здесь Ярла спрятала в соломенной подстилке свой кинжал-рондель:
– Как бы за переполохом, который завтра неминуемо поднимется, не забыли о тебе. То есть, если мой план удастся, ты к обеду без всяких обвинений отсюда выйдешь. Но если нет – не дожидайся, копай под стеной, и долой беги.
Отыскав разрезанную верёвки, которая прежде стягивала запястья Лорка, из её куска Ярла соорудила скользящую петлю. Она изображала надёжные путы, но при необходимости Лорк мог легко её снимать и надевать.
Перед тем как уйти, Ярла спросила: