Убийца во мне

Я уже жалел, что сказал это. Понимаете ли, этим я мог выдать себя. Но он, кажется, не услышал меня. Как всегда, он не услышал то, что не желал слышать.

— Эту женщину прооперируют, как только ее доставят в больницу, — продолжал он. — Если она не помрет во время операции, то к вечеру заговорит. Я хочу, чтобы к этому моменту — когда она выйдет из наркоза — ты был рядом.

— Я? — удивился я.

— Я не имею ничего против Боба Мейплза, просто он слишком стар для такой нагрузки. Он способен провалить любое дело, как раз когда ты больше всего в нем нуждаешься. Поэтому сейчас, когда нет надобности в опытном специалисте, я оставлю его в покое.

— Кажется, я вас не понимаю, — сказал я. — Вы имеете в виду…

— Я забронировал номер в гостинице. Я заброшу тебя, и ты будешь сидеть в комнате, пока я не позвоню. Отдохни, понимаешь? Хорошенько отдохни, наберись сил, чтобы потом, когда придет время, продемонстрировать исключительную работоспособность.

— Ладно, — пожал я плечами. — Только всю дорогу сюда я проспал в самолете.

— А ты еще поспи. Вдруг ночь будет тяжелой, и ты не присядешь ни на минутку.

Гостиница находилась на Западной седьмой улице, в нескольких кварталах от больницы. Конвей забронировал огромный номер-люкс из нескольких комнат. Помощник управляющего и коридорный проводили нас наверх, и через пару минут после их ухода официант принес поднос с виски и льдом. Позади него стоял еще один официант с кофе и целой горой сэндвичей.

Я налил себе выпить и подошел к окну. Сев в удобное кресло, я положил ноги на батарею и откинулся на спинку, ухмыляясь.

Конвей — большая «шишка». Он может послать тебя и сделать так, что ты от этого будешь только счастлив. Он может жить в таких люксах, а служащие гостиницы будут скакать вокруг него и из кожи вон лезть, чтобы обслужить его. Он может иметь все, что хочет, кроме двух вещей: сына и доброго имени.

Его сын до смерти забил проститутку, а та убила его. И Конвею никогда не исправить этого. Даже через сто лет — надеюсь, что он столько не проживет.

Я съел половину сэндвича, но лучше мне от этого не стало. Я налил себе еще виски и опять устроился у окна. Я чувствовал странное беспокойство и тревогу. Мне хотелось побродить по городу, и я страшно жалел, что мне нельзя выходить из гостиницы.

Форт-Уорт — это начало Западного Техаса, и я, одетый так, как принято одеваться в Далласе или Хьюстоне, не очень бросался бы в глаза. Я бы отлично провел время — ради разнообразия, взглянул бы на что-нибудь новое. А вместо этого я вынужден сидеть здесь, бездельничать и мусолить все те же мысли.

У меня создавалось впечатление, будто вокруг меня плетется заговор. Будто я что-то сделал не так, еще когда был ребенком, и мне уже никогда не выбраться из этого. Будто изо дня вдень меня тычут в это носом и будут тыкать до тех пор, пока я, как передрессированная собака, не испугаюсь и не убегу. Вот такая ситуация…

Я налил себе еще одну порцию.

…Такая ситуация, только она долго не протянется. Джойс умрет, если уже не умерла. Я избавлюсь от нее, а потом и от «этого» — от болезни. Как только суета уляжется, я уволюсь, продам дом и отцовскую практику и уеду.

Эми Стентон? Ну, — я отрицательно покачал головой, — уж ей-то меня не остановить. Ей не удастся опутать меня цепями и приковать к Сентрал-сити. Я не знал, как мне от нее отделаться, но был уверен в том, что отделаюсь.

Как-нибудь.

Чтобы убить время, я долго нежился в горячей ванне. После этого я попытался развлечь себя едой. Жуя сэндвич и прихлебывая кофе, я ходил от одного окна к другому и жалел, что нас разместили так низко, — был бы этаж повыше, можно было бы увидеть еще что-нибудь.

Я решил вздремнуть, но это только испортило дело. Тогда я взял из ванной специальную тряпочку и принялся полировать свои ботинки. Я уже закончил с одним, начистив его до зеркального блеска, и собирался приступить к другому, когда пришел Боб Мейплз.

Он небрежно бросил: «Привет» — и налил себе выпить. Потом сел, уставился в свои стакан и стал гонять кусочки льда по кругу.

— Боб, я искренне сожалею о том, что произошло в аэропорту, — сказал я. — Думаю, ты знаешь, что я хотел держаться рядом с тобой.

— Да, — коротко проговорил он.

— Я дал понять Конвею, что мне это не нравится, — добавил я.

— Да, — снова произнес он. — Забудь об этом. Просто забудь, ладно?

— Конечно, — кивнул я. — Как скажешь, Боб.

Я искоса наблюдал за ним, продолжая начищать ботинок. Боб вел себя так, будто был чем-то рассержен и встревожен и даже испытывал к чему-то отвращение, если можно так выразиться. Только я был уверен в том, что это не имеет отношения ко мне. Да и Конвею вряд ли бы удалось расстроить его до такой степени.

— Тебя снова мучает ревматизм? — спросил я. — Давай, сядь на стул задом наперед, и я помассирую тебе плечи, я…

Боб поднял голову и посмотрел на меня. Его взгляд был ясным, но мне показалось, что в глазах блеснули слезы. Медленно, будто разговаривая с самим собой, он сказал: