– Личная шутка, понятная только мне, – вздохнул он. – Но да, я так считаю. Хотя одного уразуметь не могу.
– И чего же?
– Как это сочетается с жонглированием лимонами.
31
– Я вынужден спросить еще раз, – сказал Дент. – Мы правда обязаны довести это до конца?
Он шел в обществе Вивенны, Тонка Фаха, Брюлики и Клода. Парлин, по предложению Дента, держался сзади. Дент беспокоился из-за опасности встречи и не желал новых трупов.
– Да, мы должны, – ответила Вивенна. – Это мой народ, Дент.
– И что? Принцесса, наемники – мой народ, и ты не видишь, чтобы я тратил на них столько времени. Это вонючая, неприятная свора.
– Не говоря уже о том, что хамье, – добавил Тонк Фах.
Вивенна закатила глаза:
– Дент, я их принцесса. К тому же вы сами сказали, что они влиятельны.
– Их вожаки, – уточнил Дент. – И они будут бесконечно рады встретиться с вами на нейтральной территории. Идти в трущобы не обязательно – простонародье и правда не так уж важно.
Она смерила его взглядом:
– Вот она, разница между халландренцами и идрийцами. Нам не безразличны простолюдины.
Сзади насмешливо фыркнула Брюлики.
– Я не халландренец, – заметил Дент.
Впрочем, комментировать дальше не стал – они достигли трущоб. Вивенне пришлось признать, что на подходе к цели ее дурные предчувствия усилились.
Эти трущобы отличались от прочих. Они являли собой нечто большее, чем захудалые лавчонки и разбитые улицы. Здесь было темнее. На углах топтались мужские компании, подозрительно смотревшие на Вивенну. На каждом шагу попадались здания, перед которыми прохаживались женщины в крайне рискованных даже для Халландрена нарядах. Кто-то свистнул Денту и Тонку Фаху.
Совершенно чуждое место. В других районах Т’Телира Вивенна чувствовала себя не в своей тарелке. Здесь же она была нежеланной гостьей. Ей не доверяли. Даже ненавидели.
Она взяла себя в руки. Где-то неподалеку ждала группа усталых, измотанных, запуганных идрийцев. Атмосфера угрозы даже усилила ее жалость к своим людям. Она не знала, насколько соотечественники пригодятся в попытке саботировать военные приготовления Халландрена, но сознавала одно – свое намерение им помочь. Если ее подданные проскользнули меж пальцев монархии, то долг принцессы – попытаться вернуть их.
– Что у вас с лицом? – осведомился Дент. – Что вас гложет?
– Я тревожусь о земляках, – ответила Вивенна, содрогнувшись, когда они прошли мимо большой компании уличной шпаны, одетой в черное с красными нарукавными повязками. Лица были размалеваны и грязны. – Я проходила тут совсем рядом, когда мы с Парлином подыскивали новый дом. Мне не захотелось подойти ближе, хотя я слышала, что сдают по дешевке. Я не могу поверить – мои люди настолько угнетены, что вынуждены жить в таком окружении.
– В таком окружении? – нахмурился Дент.
Вивенна кивнула:
– Живут среди проституток и бандитов, ходят мимо них каждый день…
Дент испугал ее неожиданным смехом.
– Принцесса, – заявил он, – ваши земляки не живут среди проституток и бандитов. Они и есть проститутки и бандиты.
Вивенна замерла посреди улицы:
– Что?
Дент оглянулся на нее.
– В городе этот квартал – идрийский. Цвета, да сами трущобы и называются Высотами!
– Не может быть, – отрезала она.
– Очень даже может, – возразил Дент. – Я видел подобное в городах по всему миру. Иммигранты собираются, создают небольшой анклав. Городу удобнее не обращать на него внимания. При ремонте дорог начинают с других округов. Патрули обходят эти места стороной.
– Трущобы превращаются в самостоятельный мирок, – сказал Тонк Фах, подойдя к Вивенне.
– Все, мимо кого вы прошли, – идрийцы, – сообщил Дент и махнул рукой, предлагая ей не задерживаться. – У ваших соотечественников неспроста дурная репутация в городе.
Вивенну пробил озноб, она онемела. «Нет, – подумала она. – Нет, это невозможно».
Увы, в скором времени она начала подмечать красноречивые приметы. Острийскую символику, ненавязчиво размещенную по углам подоконников и крылец. Людей в сером и белом. Напоминания о Высотах – пастушьи шапки и шерстяные плащи. И все же если это были идрийцы, то совершенно испорченные. Краски замарали их наряды, не говоря о флюидах опасности и враждебности, которые они испускали. И как могла идрийка помыслить о проституции?
– Дент, я не понимаю. Мы мирный народ, живем в горных селениях. Мы открыты. Дружелюбны.
– В трущобах все это сохраняется ненадолго, – ответил тот, шагая рядом. – Им приходится меняться, иначе загрызут.
Вивенна содрогнулась от гнева на Халландрен. «Я могла бы простить Халландрену обнищание моих соотечественников. Но это? Они превратили трудолюбивых пастухов и фермеров в шпану и воров. Наших женщин – в проституток, а детей – в беспризорников».
Она понимала: гнев ей непозволителен. И все же пришлось стиснуть зубы и очень, очень постараться не дать волосам заполыхать красным. Увиденное пробудило что-то в душе. Нечто, о чем она упорно не желала размышлять.
«Халландрен разорил этих людей. Разрушил, как меня саму, присвоив мое детство и навязав почетный долг отдаться на изнасилование во имя безопасности моей страны. Я ненавижу этот город».