Рдянка присела рядом – шорох ткани, запах духов. Жаворонок на нее не взглянул.
– Как ты добралась до Нанроваха? – наконец спросил он.
– Никак, – сказала Рдянка. – Я не знаю, почему он сменил позицию. Плохо, что он переметнулся так быстро, – это выглядит подозрительно и наводит на мысль, что я им помыкаю. Но так или иначе я приму поддержку.
– Тебе настолько хочется войны?
– Мне хочется, чтобы наш народ осознал угрозу, – ответила Рдянка. – По-твоему, я жажду, чтобы она началась? Стремлюсь посылать наших умирать и убивать?
Жаворонок всмотрелся в нее, оценивая искренность. У нее были такие прекрасные глаза. Мало кто это замечал при том, как она выставляла все прочие стати.
– Нет, – сказал он. – Я не думаю, что ты хочешь войны.
Она отрывисто кивнула. Ее платье было, как всегда, облегающим и коротким, но сегодня с особо открытым верхом. Груди – приподняты и выпячены, чтобы бросаться в глаза. Жаворонок отвернулся.
– Тоска сегодня с тобой, – заметила Рдянка.
– Я растерян.
– Надо радоваться, – возразила она. – Духовенство почти договорилось. Скоро на главной ассамблее богов прозвучит призыв к атаке.
Жаворонок кивнул. Главную ассамблею богов созывали только в важнейших случаях. На ней право голоса имел каждый. Если проголосуют за войну, то богов, владеющих кодами для безжизненных, – того же Жаворонка – призовут к командованию войсками.
– Ты изменила команды для десяти тысяч Утешителя? – спросил он.
Она кивнула:
– Теперь они мои, как и безжизненные Милосердной.
«Цвета, – подумал он. – Отныне мы вдвоем повелеваем тремя четвертями войск королевства. Во имя Радужных тонов – куда я лезу?»
Рдянка откинулась на лежаке, рассматривая меньший, который недавно занимала Сири.
– Впрочем, меня раздражает Всематерь.
– Потому что она красивее тебя или умнее?
Рдянка не удостоила его ответом и только раздраженно стрельнула взглядом.
– Дорогуша, я просто хотел разогнать тоску, – сказал он.
– Всематерь владеет последним отрядом безжизненных.
– Тебе не кажется, что это странный выбор? – спросил Жаворонок. – То есть меня избрали логично – если, конечно, не знать, каков я на деле, – поскольку я предположительно отважен. Утешитель воплощает справедливость, которая отлично уживается с солдатами. Даже Милосердная, воплощение добротолюбия, представляется выбором отчасти осмысленным для руководства войсками. Но Всематерь? Богиня матерей и семей? Ей отдали десять тысяч безжизненных, и этого достаточно, чтобы даже я всерьез рассмотрел мою гипотезу о пьяной обезьяне.
– О той, что подбирает имена и титулы возвращенным?
– Именно. Я вообще подумывал расширить теорию. Теперь я предлагаю уверовать в то, что Бог – или вселенная, или время, или все, что угодно, которое заправляет всем на свете, – на самом деле пьяная обезьяна.
Рдянка обхватила себя руками и наклонилась так, что бюст чуть не выпрыгнул из выреза.
– И ты полагаешь, мой титул выбран случайно? Богиня честности и межличностных отношений. По-моему, в самую точку – или нет?
Жаворонок замялся. Потом улыбнулся:
– Милая, ты хочешь доказать бытие Божье своим декольте?
– Ты удивился бы, узнай, чего можно добиться красивой грудью, – с улыбкой ответила она.
– Хм. Я никогда не задумывался о теологической мощи твоих грудей, дорогая. Имейся такая Церковь, ты, может, все-таки сделала бы из меня теиста. Ладно, не важно. Ты объяснишь, каким конкретным поступком огорчает тебя Всематерь?
– Она не отдаст мне команды для безжизненных.
– Неудивительно, – заметил Жаворонок. – Я сам тебе верю с трудом, а я твой друг.
– Жаворонок, нам нужны эти кодовые слова.
– Зачем? Мы получили три четверти – мы уже главные в войсках.
– Мы не можем позволить себе внутренние раздоры и споры, – ответила Рдянка. – Если ее десять тысяч выступят против наших тридцати, то мы победим, но останемся крайне ослабленными.
– Она этого, ясно, не сделает, – нахмурился Жаворонок.
– Ясно, что мы должны быть уверены.
– Что ж, ладно, – вздохнул Жаворонок. – Я с ней поговорю.
– Пожалуй, это ход неудачный.
Он вскинул брови.
– Она тебя недолюбливает.
– Да знаю, – сказал Жаворонок. – У нее отменный вкус. В отличие от некоторых других знакомых.
Рдянка свирепо глянула на него:
– Мне что, снова трясти перед тобой грудями?
– Умоляю, не надо. Я не уверен, что вынесу последующие теологические дебаты.
– Хорошо, коли так, – отозвалась она, откидываясь и глядя вниз на спорящих жрецов.
«Это у них, конечно, надолго затянется», – подумал Жаворонок.
Он посмотрел в другую сторону, где Сири задержалась, чтобы поглядеть на арену. Она положила руки на каменную ограду, что было не очень удобно при ее малом росте.
«Возможно, ее расстроили не размышления о кончине мужа, – предположил Жаворонок. – Может быть, дело в дискуссии, переключившейся на войну».