Убийцу скрывает тень

Он не ведал, как они ухитряются так ловко командовать коварным огнем, но это его и не интересовало. Главное, что они управляют огнем — и это они напустили Великое Пламя на его племя. Из того Великого Пламени он единственный ушел живым — и с вечной болью в сердце. За это он и ненавидит всех Хранителей Огня.

Великое Пламя случилось в последнее теплое время — и с тех пор он непрестанно скитался. В здешних краях он задержался, потому что ощутил близость двуногих недоростков. После того как Великое Пламя пожрало его соплеменников, он решил убивать каждого встречного двуножку. Не затем, чтобы съесть, а за то, что они сотворили. Однако, начав убивать двуногих недомерков, он внезапно обнаружил нечто новое. Это убийство оказалось совсем другим, особенным.

Первого двуногого он порешил совсем недавно — всего лишь несколько солнц назад. Перед смертью жертва ошарашила его силой и плотностью волн ужаса, испускаемых ее мозгом. Эти истеричные трепыхания мысли, эти жуткие вибрации он чувствовал в своем сознании так же отчетливо, как лицом, бывало, ощущал теплый ветерок или языком — жгучую прелесть ледяной ключевой воды. Он с удивлением понял, что двуногие ублюдки умирают совсем не так, как медведи, или олени, или лососи, — то есть не с тупым безразличием безмысленной твари. Их ощущения, их ужас куда более похожи на то, что творится в его собственной голове! Телом — хрупкие слабаки, эти двуногие имели поразительно могучие голоса в голове. Разрывать их на части, предварительно упившись до предела исходящими от них волнами дикого ужаса, — это оказалось сродни наисильнейшим эмоциям, которые он испытал в своей жизни: скажем, сродни ненависти к огню или наслаждению от спаривания.

А когда он зажил непрерывно в относительной близости от двуножек, обнаружилась еще одна поразительная вещь: даже находясь на изрядном расстоянии от них, он время от времени слышал их мысленные голоса — странные, сложные, путаные сигналы, идущие из их голов! Иногда при этом он не видел и не мог видеть двуножек, потому что они были по-настоящему далеко — где-нибудь в долине, к которой еще спускаться и спускаться! До сих пор он убивал живых существ без злобы и без жалости и с единственной целью — наесться. И, только начав утолять чувство мести, он открыл в убийстве нечто новое, непредвиденное: удовольствие от самого процесса.

Не прошло и пяти минут, как Джек выкурил последнюю сигарету, а его уже снова тянуло закурить. Умом он понимал, что нет, нельзя курить… и все-таки опять остановился, вытащил сигареты…

«Ну, буду на вершине пятью минутами позже — велика ли беда?»