Убийцы, мошенники и анархисты. Мемуары начальника сыскной полиции Парижа 1880-х годов

Бедняга Жеоме был лишен этого морального влияния. В полку он уже не мог усвоить принципы чести, но, легко подчиняясь всем требованиям дисциплины, он был хорошим солдатом.

Вот почему он наивно и с бессознательным цинизмом признавался мне:

— Меня погубило мое волнение. Когда все было кончено и я сел в кресло, мне стало так жарко, что я вынул из кармана платок и при этом нечаянно обронил письмо, которое вы нашли. Я был слишком взволнован, чтобы заметить это, к тому же на полу была такая масса других бумаг, которые я выбросил, роясь в ящиках. Вот уж, именно, лукавый попутал! — добавил он, философски пожимая плечами. — Если бы я не начал вынимать платка из кармана и не выронил письмо, вы никогда не арестовали бы меня.

И это рассуждение убийцы было справедливо. Случай ли или Провидение, которые то оставят обличительный клочок бумаги около жертвы преступления, то до такой степени смущают дух виновного, что он сам, — как было с Пранцини, — выдает себя, но только без этих двух великих вершителей правосудия самым лучшим полицейским сыщикам было бы очень трудно нападать на следы преступников. Весь талант полицейского состоит в том, чтобы уметь помогать случаю и пользоваться промахами преступников. Впрочем, это гораздо труднее, нежели кажется на первый взгляд.

Разбор дела Жеоме длился не более нескольких часов, а так как обвиняемый не отрицал своей виновности, то его адвокат господин Анри Роберт, защищавший, кажется, в первый раз, мог только указать на смягчающие обстоятельства и просить снисхождения присяжных. Он ссылался на атавизм, на дурное воспитание, на пагубный пример, который с раннего детства его клиент видел перед глазами. Вообще, он говорил очень хорошо, умно, талантливо, но совершенно бесполезно.

На несчастье Жеоме, группа присяжных заседателей состояла из непреклонных людей. Быть может, его простое и несколько грубоватое поведение на суде показалось им циничным, или они хотели особенно строго покарать его, так как он опозорил свой мундир, но только Жеоме был приговорен к смертной казни. При этих условиях казнь его была неизбежной.

Говорят, военное начальство, во имя пресловутой назидательности смертной казни, которая, в действительности, еще никого не научила и не исправила, особенно настаивало на том, чтобы правосудие совершилось своим порядком.

Жеоме умер, как солдат, с тем спокойным и твердым мужеством, с которым, по всей вероятности, оставался бы под градом неприятельских пуль.

Это был единственный казненный из длинной вереницы несчастных, которых мне пришлось провожать на эшафот, не побледневший и не изменившийся в лице при виде гильотины.

Кстати, я должен добавить одну странную подробность. Обыкновенно людей осуждают на основании каких-нибудь вещественных доказательств. В деле Жеоме имелся конверт от письма, адресованного ему и найденный на месте преступления.

Между тем этот важный документ на другой день после ареста Жеоме затерялся, и его никак не могли отыскать.

Если бы Жеоме вздумал до конца отрицать свою виновность, то очень может быть, что мы были бы поставлены в затруднительное положение.

Спустя год с небольшим, после казни капрала Жеоме, я должен был арестовать по обвинению в убийстве поручика французской армии. Печальная градация! Признаюсь, мне редко приходилось исполнять мои служебные обязанности с таким тяжелым сердцем, как в тот раз.

4 декабря 1891 года, в ту минуту, когда я садился обедать, один из моих агентов пришел уведомить меня о двойном убийстве, только что совершенном на бульваре Тампль.

Баронесса Делляр, вдова интендантского чиновника, мать барона Делляра, начальника канцелярии в Военном министерстве, была зверски зарезана.

Какой-то субъект, воспользовавшись моментом отсутствия служанки, проник в квартиру госпожи Делляр и страшным ударом ножа перерезал ей горло. Спустя несколько минут служанка, Дельфина Гурбе, возвратилась и застала убийцу, уже собирающим различные драгоценности, которые он намеревался унести.

Он кинулся на нее и тем же ножом нанес ей несколько ран, потом убежал.

Эта женщина не была убита. А только очень тяжело ранена, так что ее перевезли в больницу Святого Людовика.

Бесполезно говорить, что я даже не дотронулся до обеда, сел в карету и помчался на бульвар Тампль.

Я усерднейше советую тем, которые дорожат регулярным образом жизни и любят вовремя покушать и вовремя поспать, не стремиться на пост начальника сыскной полиции.

Я привез с собой трех агентов, спустя несколько минут вслед за нами приехал судебный следователь, господин Понсе.

Убийца не оставил, как Пранцини, визитной карточки, но впопыхах забыл свое оружие.

По свидетельским показаниям мы могли приблизительно восстановить все случившееся.

Около половины пятого пополудни молодой человек, лет двадцати пяти или двадцати восьми, довольно хорошо одетый в пальто темно-синего цвета, с диагональными полосами, в высокой шляпе, явился к привратнице дома номер 42 на бульваре Тампль.

Вот что она нам рассказала: