Убийцы, мошенники и анархисты. Мемуары начальника сыскной полиции Парижа 1880-х годов

Пристав все это тщательно записывает, привратницу благодарят и отпускают. Затем приглашают торговку фруктами, которая клянется, что «в десятитысячной толпе узнала бы негодяя, который приходил к ней за какой-то справкой». Затем она начинает описывать убийцу:

– Это невысокого роста шатен…

– Позвольте, – прерывает следователь, – привратница утверждает, что это высокий брюнет.

– Ну, нельзя сказать, чтобы он был высок, – заявляет торговка, – равно как нельзя назвать его брюнетом, это скорее темный шатен, с очень тонким носом.

– Нет-нет, – останавливает ее следователь, – привратница говорит, что у него большой и толстый нос.

– Никогда в жизни! – упрямо восклицает торговка. – Самое большее, что у него нос обыкновенных размеров.

– Но у него странные глаза, – замечает следователь в надежде получить полезное указание.

– Его глаза! – и торговка пожимает плечами. – Разве можно судить о его глазах, когда он носит синие очки!

Что прикажете делать правосудию? Следователь записывает во всех рубриках слово: умеренный и мысленно посылает к черту все приметы.

Теперь возьмем другой пример, именно случай с Артоном. Полиции отлично известна личность того, кого нужно задержать, но какие имеются указания о его наружности? Фотографическая карточка, снятая восемнадцать лет тому назад, и портрет, рисованный карандашом, но весьма отдаленного сходства.

Начинается та же церемония. Вызывают всех, кто знал беглеца, и их показания так же сбивчивы и неточны, как показания привратницы и торговки, которые видели анонимного убийцу. Дело в том, что точно обозначить приметы человека по памяти почти невозможно. Вот почему так называемая антропометрическая система Бертильона оказывает большие услуги полиции.

Когда мой предшественник, господин Фабр, который был моим товарищем и уже однажды уступил мне свое место при судебных делегациях, передал мне комиссарство в Пантене, я впервые почувствовал себя в известной мере самостоятельным, вздохнул с облегчением и ощутил искреннюю радость.

– Вам придется много работать в Пантене, – говорил мне господин Граньон, – эта местность изобилует всякого рода мошенниками, и я надеюсь, что вы восстановите там порядок.

Действительно, постороннему наблюдателю, направляющемуся из Парижа через Клиши в Пантен, попадается на глаза масса оборванцев, которые бродят или благодушествуют за столиками в грязных, подозрительного вида кабачках.

Незадолго перед тем, как я принял управление комиссариатом, население Пантена было напугано рядом вооруженных нападений и ночных грабежей. Я прежде всего направил свои усилия на борьбу с этим злом.

Я всегда был очень энергичен и для отдыха не нуждался в продолжительном сне. Первой моей заботой было организовать ночные патрули, которыми я сам руководил, так как мне нужно было наблюдать за двумя категориями субъектов, именно за сутенерами и карманниками, которыми в то время кишел квартал Пантен.

Впоследствии я посвящу специальную главу парижским сутенерам, быт которых основательно изучил, руководя делами сыскной полиции, а также парижским карманникам, операции которых во время бегов на ипподроме Отей и на железных дорогах причиняли мне немало хлопот.

Во втором часу ночи я и мои агенты, вооруженные прочными дубинами, отправлялись в обход. Мы направлялись от Обервилье к Пре-Сен-Жерве и поднимали дорогой всех бродяг, которых находили спящими в канавах. Скоро все эти ночные рыцари заметили, что для них уже не стало покоя в этой местности. Помню, как-то раз ночью мы были привлечены отчаянными криками. Оказалось, что грабители напали на одного пантенского мясника, избили его и обокрали. Мы подоспели как раз вовремя, чтобы помешать убийству, однако нам пришлось выдержать настоящую битву, так как разбойники отчаянно защищались, и нам удалось задержать только одного из них. Правда, на следующее утро, благодаря разоблачениям арестованного, я задержал всю шайку.

В то же время я организовал дневные облавы на карманников, так что через несколько недель число их значительно поредело.

Мои агенты и я нападали на них неожиданно, невзирая на сторожевых, расставленных повсюду и обязанных извещать о нашем приближении.

Тогда мошенники придумали другую уловку.

Целые дни сторожевой, стоявший на крепостном валу, наигрывал на кларнете известный мотив:

As-tu vu la casquette,
La casquette au pere Bugeaud…

Но лишь только музыкант замечал издали меня или моих людей, он тотчас же менял мотив и играл другую шансонетку. Тогда можно было видеть, как мошенники бросались бежать врассыпную, направляясь кто в сторону Пантена, кто – в Обервилье.

Мне пришлось изобрести другую систему. С несколькими агентами я выезжал из Парижа в дилижансе, который следует от площади Республики в Обервилье.