Существование нравственности, которая отказывается санкционировать автоматическую жертву одного ради блага многих, гарантирует каждому индивиду некое нравственное пространство, в которое другим не
Если существуют определенные нравственные абсолюты, то есть правила, которые говорят нам, что некоторые действия всегда порочны и никогда не могут быть санкционированы, тогда одним из них, несомненно, является запрет пыток.
Пролистайте какую-нибудь работу по моральной философии, и вы обязательно услышите какофонию тикающих часов. Сценарий с тикающими часами — один из самых любимых для специалистов по этике, обсуждающих допустимость или недопустимость пыток. Например, пойман террорист, и вы знаете, что он заложил маленькую атомную бомбу в большом городе, которая должна взорваться через два часа. Террорист не скажет вам, где бомба, и погибнут тысячи, если только вы не прибегните к пыткам, чтобы получить от него информацию. Что же вам делать?
После 11 сентября, когда стало ясно, что в мире есть люди, готовые пойти на массовое убийство гражданского населения, бомба с часовым механизмом из предмета этического спора стала практической реалией общественной важности. Выдающийся профессор права Алан Дершовиц шокировал либеральную публику, написав книгу, в которой предложил идею «ордера на пытки», который бы в некоторых исключительных обстоятельствах выдавался правительством дознавателям[72]. С тех пор достоянием общественности стали некоторые скандалы с пытками, в том числе пытками водой агента Аль-Каиды Халида Шейха Мохаммеда, которого считали организатором терактов 11 сентября.
На сценарий с тикающей бомбой деонтологии обычно дают один из пяти ответов.
Во-первых, есть те, кто отрицают тот факт, будто «тикающая бомба» вообще отражает возможную эмпирическую реальность. В действительности угрозы обычно не являются неминуемыми: нет крайнего срока, нет неизбежной угрозы. В реальной жизни мы не могли бы знать наверняка, что многие люди умрут. Кроме того, пытка может оказаться неэффективной или, хуже того, контрпродуктивной, выбив ложные признания. Также могут быть другие, законные пути получения надежной информации, как и некоторые другие способы разрешения кризиса[73].
Во-вторых, некоторые деонтологии готовы отстаивать логический вывод из абсолютистской позиции: они продолжают отрицать допустимость пыток, независимо от того, сколько жизней можно спасти.
В-третьих, и это, возможно, наиболее стандартный взгляд, существуют деонтологии, доказывающие, что, если последствия неприменения пыток действительно катастрофичны (и ведут, к примеру, к смерти тысяч людей), тогда запрет на пытки должен сниматься.
В-четвертых, некоторые деонтологии утверждают, что террорист, заложивший бомбу с часовым механизмом, в нравственном смысле может стать объектом пыток, если это единственный способ получения жизненно важной информации. Другими словами, нет ограничений на пытки такого человека. Дело не в том, что возможные последствия взрыва перевешивают любое ограничение; скорее, террорист сам своими действиями отказался от права на то, чтобы к нему не применяли пытки, так что его допустимо пытать, даже если бомба, за которую он отвечает, угрожает жизни всего лишь одного человека[74].
В-пятых, есть те, кто решительно отказываются рассматривать сам этот сценарий, полагая, что допустимость пыток вообще не должна быть предметом дискуссий: тот факт, что мы рассматриваем их как возможность, отражает упадок духа и разложение культуры. Один философ говорит об этом так: «Общество в значительной степени определяется тем, что в нем является необсуждаемым. Например, в нашем обществе нельзя обсуждать то, должны ли мы поработить наше чернокожее население… вещи, которые мы считаем необсуждаемыми, — это вещи, к которым мы относимся так, словно бы у них не было двух сторон»[75]. Пытка — один из таких предметов, то есть это тема, у которой только одна сторона.