Убили бы вы толстяка? Задача о вагонетке: что такое хорошо и что такое плохо?

Были выяснены и некоторые гендерные различия. В целом женщины меньше склонны к нанесению ущерба (реже готовы столкнуть толстяка или перевести стрелку в «Тупике»), мужчины более утилитарны (чаще готовы столкнуть толстяка или перевести стрелку). Есть и определенные демографические вариации. Работники больниц менее склонны к нанесению ущерба, чем армейские служащие (многие другие профессии располагаются между двумя этими крайними позициями). Религиозные люди (среди опрошенных в основном были католики) меньше склонны к нанесению ущерба, чем нерелигиозные. Консерваторы больше готовы нанести ущерб, чем либералы. Однако эти различия не такие уж большие. В целом же нет значимого различия между богатыми и бедными, образованными и необразованными, жителями развитых стран и менее развитых.

Каково философское значение подобных опросов и анкет? Некоторые говорят, что никакого значения у таких вещей нет, что это просто бессмысленное занятие, — таково, к примеру, мнение выдающегося кембриджского философа Хью Меллора. «Если это философия, тогда анкеты, в которых у людей спрашивают, могут ли круги быть квадратами, — это математика, но на самом деле это не так»[129].

Однако сбор информации, полученной в опросах, и создание банков данных различных интуитивных представлений позволяет поставить вопрос о том, можно ли вообще опираться на наши интуиции, а из этого вопроса возник следующий: являются ли интуиции экспертов хоть в чем-то надежнее интуитивных представлений обычных людей.

Глава 10 Мы просто чувствуем , что это неправильно

Единственная действительно ценная вещь — это интуиция.

Альберт Эйнштейн

Вот еще одна проблема с вагонеткой от знаменитого профессора Роберта Унгера Джоукинга. Идет проливной дождь. Какой-то человек переходит железнодорожные пути, защищаясь зонтиком. Учитывая, где именно он идет, ему бы стоило быть более осторожным и внимательным, однако он спешит, а потому не замечает несущегося к нему поезда. Поезд врезается в него на такой скорости и с такой силой, что человек погибает мгновенно, а куски его тела разлетаются в разные стороны. Один большой кусок попадает в стоящую на платформе женщину, причиняя ей серьезный ущерб. Вопрос для студентов философии и права — должна ли женщина иметь возможность подать финансовый иск против погибшего, требуя возмещения ущерба?

Но давайте пока на какое-то время загоним этот сюрреалистический вопрос о поезде на запасной путь.

Привычная среда

Чтение работ по проблеме вагонетки напоминает просмотр фильмов с Рэмбо: постоянно чувствуется, что вот-вот кого-нибудь убьют. Угрозы сыплются со всех сторон — от тракторов, поездов, падающих мостов, бомб и ядовитых газов. У разных сценариев разные экзотические названия: в первую очередь, это случай «Петли», но существуют также случаи «Двух петель», «Дополнительного толчка», «Роликов», «Трех островов», «Трактора» и «Вертушки». Но, хотя вагонеткология, несомненно, является подарком небес для профессоров философии, стремящихся развеселить и растормошить студентов, имеет ли все это какое-то значение для реального мира? Насколько серьезно мы должны относиться к нашим интуициям, проявляющимся в столь странных выдумках?

Ровно через сто лет после того, как Джон Стюарт Милль закончил вносить поправки в «Утилитаризм», была опубликована другая книга, которая получила почти такое же признание в академии. В ней, в частности, рассматривался вопрос о том, какое значение мы должны приписывать нашим интуициям. «Теория справедливости», опубликованная в 1971 году, была нацелена на разработку правил, которыми должно управляться справедливое общество. Она была написана тихим и немного оторванным от жизни гарвардским профессором Джоном Ролзом, и хотя, возможно, за пределами академии ее прочитало совсем немного людей, она оказалась одновременно радикальной и влиятельной.

Наиболее радикальный тезис книги заключается в том, что равенство допустимо только в том случае, если оно выгодно наименее обеспеченным людям. А наиболее серьезное влияние она оказала не на университетские факультеты, хотя она и привела к возрождению политической теории, а на государственные учреждения, на политиков и бюрократов. Она способствовала тому, что люди, принимающие решения, в какой-то мере отказались от нейтрального утилитаристского взвешивания политических курсов, их оценки по издержкам и прибылям и обратили внимание на самых обделенных членов общества. Конечно, программы в области образования, здравоохранения и транспорта следовало оценивать по тому, ведут ли они к общему повышению уровня жизни, но в то же время стало ясно, что судить о них надо и с более конкретной точки зрения — по тому влиянию, которое они оказывают на индивидов и группы, являющиеся беднейшими и наиболее маргинализированными.