Убили бы вы толстяка? Задача о вагонетке: что такое хорошо и что такое плохо?

Опухоль — крайний пример. Немногие сочли бы человека ответственным за свои действия, если такое новообразование действительно столь существенно изменило принимаемые им решения. Однако в будущем нейроученые смогут указывать и на другие физические причины, которые мы в настоящее время не относим к таким категориям, как «болезнь», «расстройство» или «физический недостаток». Нейроученый мог бы сказать: «Магазинные кражи, которыми занимается Мэри, можно объяснить химическим составом и синапсами в ее мозге». И не совсем ясно, почему такое извинение было бы, по крайней мере теоретически, не таким убедительным как то, что отсылает к опухоли[174].

Один из важных инструментов, позволяющих специалистам по нейронаукам изучать отношение между мозгом и этикой, — это атипичные случаи, возникающие в результате случайных повреждений и болезни. Хотя нейроэтика — это ограниченная область, складывающаяся картина этики имеет сходства с той, что представляют специалисты по другим частям мозга (отвечающими за язык, чувства, распознание лиц), а также по отношению между мозгом и телом или же по сознанию. Мозг — сложная и хрупкая конструкция со множеством связей, пребывающая в неустойчивом равновесии, так что отсутствие или удаление определенной части из всего этого сооружения, как и ее неправильное подключение, могут привести к странным явлениям и любопытному поведению.

Прекрасной иллюстрацией является синдром Капгра. Это болезнь, при которой человек считает, что его жену, отца или близкого друга подменил некий самозванец. В прошлом подобные утверждения служили основанием для признания сумасшествия. Однако такие специалисты по нейронаукам, как Вилейанур Рамачандран, заинтригованные этими случаями, стали искать физиологическое объяснение и нашли его, причем достаточно простое. Большинство из нас прекрасно справляется с распознанием лиц и хранением информации о лицах: если нас спросить, мы, скорее всего, не сможем сформулировать, чем различаются лица двух братьев, однако нам не составит труда различить их, когда они перед нами. Этот жизненно важный навык зависит, судя по всему, от нормального функционирования определенной части в мозге, называющейся веретенообразной извилиной. Повреждение этой области может вести к прозопагнозии, то есть болезни, при которой пациенты не могут различать лица. По мысли Рамачандрана, пациенты с синдромом Капгра обладают нормально функционирующим распознанием лиц, однако у них есть определенная проблема с передачей в путях, которые связывают веретенообразную извилину с лимбической системой, играющей главную роль в нашей эмоциональной жизни. Отсутствие какого бы то ни было эмоционального отклика в момент, когда пациент с синдромом Капгра видит лицо своей матери, приводит его к выводу, что ее заменил какой-то двойник[175].

Дуальные системы

Типичная картина этики обычного человека опирается на баланс нейронных систем.

Джошуа Грин сначала считал, что борьба идет между эмоциями и расчетом, Хайдт — между эмоцией и разумом (а в более поздних работах — между автоматичностью или интуицией и разумом), Даниэль Канеман, психолог, получивший Нобелевскую премию, — между быстрой и медленной системами[176].

Эти дуальные системы не обязательно должны быть совершенно независимыми друг от друга. Так, даже если, как утверждает Хайдт, эмоция играет роль водителя в автомобиле, разум, возможно, сыграл еще более важную роль прежде — роль инструктора этого водителя. Например, в большинстве стран развитого мира гомосексуальность сегодня не отталкивает людей так, как раньше, то есть ее гораздо реже считают чем-то дурным. Однако можно предположить, что разум сыграл определенную роль в изменении социальной нормы, из-за которой гомосексуальность считалась отвратительной[177].

Многие из тех, кто работает над научным изучением нравственности, полагают, что их открытия имеют нормативное значение. Так, Хайдт говорит, что в его сценарии с инцестом люди должны преодолеть свою эмоциональную реакцию («тьфу!»): разум говорит нам, что нет ничего предосудительного в отношении двух добровольно соглашающихся на связь взрослых людей, если никому не причиняется вреда. Тогда как Грин доказывает, что наши автоматические реакции на определенные ситуации, хотя они и крайне полезны, могут дать осечку и что в моральных дилеммах первую скрипку должна играть наша подсчитывающая природа, то есть мы должны перейти на ручной режим. Мы должны толкнуть толстяка, несмотря на наше инстинктивное отвращение к этому решению. Питер Сингер согласен: если нежелание толкнуть толстяка управляется эмоциональными механизмами мозга, мы должны преодолеть нашу робость[178].