Убить админа

И эта отдушина сутки через трое ему была совершенно необходима. Здесь, в интернате, у него авторитет, персонал уважает, воспитанники побаиваются, охламоны-подчиненные в лице трех сотрудников охранного агентства подчиняются, как и полагается подчиненным.

От размышлений его отвлек глухой стук, оказавшийся звуком свалившегося Катиного рюкзака, ранее небрежно брошенного на край скамеечки.

Петр Михайлович Катю знал и относился к ней доброжелательно, с уважением. Конечно, это было не то чистое уважение, как к Танзиле Усмановне, Катя не внушала ему такого подобострастного трепета, но помимо любви к порядку и дисциплине, он еще ценил в людях самостоятельность, которая зиждется на профессии.

Он так сыну своему всегда и говорил: «Если ты штатский, то должен получить хорошую профессию». Или мог сказать: «хорошую специальность».

Всех этих новых, начинающихся словом «менеджер», за профессию не считал, так, пыле-в-глаза-пускание и из-пустого-в-порожнее-переливание, а профессия должна быть настоящая — учитель, врач, токарь…

Когда он разобрался, чем занимается Катюша, то сразу дал определение — профессия. Он всегда с ней вежливо здоровался и даже как-то помог дотащить тяжелую коробку с железом и инструментами в другой конец коридора, хотя это и не положено.

Поэтому ему показалось грубым спросить Катю, что она тут так долго делает, и он завуалировал свой профессиональный интерес, сформулировав поделикатнее.

— Э-э-э… Ждете кого-то, Екатерина Евгеньевна? — с легким наклоном головы осведомился он, остановившись напротив скамеечки и расставив ноги на ширине плеч. Больших пальцев из-за брючного ремня он не вынул, чтобы выглядеть красиво и мужественно.

Катя подняла голову и ответила задумчиво:

— В себя приходим, Петр Михайлович. Сейчас пойдем уже.

— Да… Надо же как… — вдохнул он тяжело. — И, главное, непонятно — за что, почему? Кто?

— Генка тут ни при чем! — зло выкрикнула Виктория. — Он любил Лидушку! Да хоть бы и терпеть не мог, какая разница! Он не убийца! И он нормальный! Теть Кать, скажи!

— Да никто всерьез и не думает так, — отмахнулся Петр Михайлович.

— Да! Не думает! Еще как думают! Сразу вены смотреть стали! Попросили вещи показать! Теперь потащат куда-то на анализы! Он сидит, не разговаривает ни с кем! Даже с нами, даже вон с тетей Катей не стал говорить!

Петр Михайлович вопросительно посмотрел на Катю.

— Так и есть, — устало сказала она. — Таков ход полицейской мысли. В этот промежуток, когда предположительно ее… она умерла, все было закрыто или под охраной. Все было закрыто, следов взлома не обнаружено, ни войти, ни выйти никто посторонний не мог.

Катя поднялась со скамеечки и потянула за собой Викусю.

— Петр Михайлович, мы сейчас уже пойдем, Вику со мной отпустили до завтрашнего вечера, но мне надо еще в компьютерный зал зайти, раз уж я сегодня здесь. Ребята сказали, что-то там глючит, надо проверить, — и Катя потянула Вику в сторону лестницы.

Вика послушно потащилась за ней, сунув руки в карманы куртки и тяжело вздыхая. Поднялись на второй этаж, Катя открыла своим ключом дверь компьютерного зала, пропустила Вику и, закрыв плотно дверь, осмотрелась.

Ранние ноябрьские сумерки уже вползли сюда через незашторенные окна и осели на столы и стеллажи, и неудобные старые стулья, и новые офисные кресла на колесиках, растеклись по бывшей классной комнате, а может, бывшему кабинету физики или истории, а теперь уже бывшей игровой. Вдоль задней стены рядком матово отсвечивали новенькие мониторы, значительно светились красными огоньками компьютерные мыши.

Она не собиралась тут ничего делать, проверять, лечить, да и не было никаких жалоб на самом деле. Катя все придумала. Потому что у нее появилось намерение, и с этим намерением нужно было разобраться сегодня и, главное, здесь, в интернате.

— Викусь, послушай меня. Давай просто поговорим, порассуждаем. Генка ни в чем не виноват, это аксиома, так? Для нас аксиома.

— Ну. И что с того. Легче ему от этого? — не поднимая глаз, криво усмехнулась Вика.

— Думаю, легче. Но я не об этом. Смотри, что получается. Если это не Генка, а это не Генка, значит, кто-то все-таки смог пробраться к ней на третий этаж и, главное, смог выбраться обратно.

— Не факт, — вяло возразила Викуся. — В интернате народу полно было, кроме Генки. Ну почему они сразу на него, а?! Вон, со Швыдкиным Лидушка ругалась недавно, я сама слышала! Орала на него, как боевая слониха, и бумажками какими-то трясла.

— Ху из Швыдкин? — спросила Катя.

— Так бухгалтер приходящий, тот еще кекс. Ты его, теть Кать, видеть не могла, а мне поверь — сволочь. Тощий, лысый, рот в ниточку и разговаривает сквозь зубы. Мне он на фиг не нужен, а я слышала, что про него воспиталки говорили. Говорят, сто раз подумаешь, так ли уж эта справка нужна, прежде чем к Скелетону обращаться.

Катя хмыкнула.

— Для бухгалтера это нормально, других не бывает.

— Ага, — продолжила горячиться Вика. — Украл, небось, наши денежки, а Лида его вывела на чистую воду, вот он ее и устранил. Хорош мотивчик?

— Кстати, он вчера тут имелся в наличии? Полиции про тот скандал рассказали?