Убить бессмертие

Лене что-то кричали, но он добежал, схватил в охапку сумку и бросился вдоль русла реки. Стрекот вертолета нарастал, и Леня бежал как раз ему навстречу. Он не паниковал, действовал по холодному расчету. С вертолета вполне могли увидеть, в каком направлении он скроется в тайге, свернуть в том же направлении, а по деревьям снова ударит пулемет. И где гарантия, что, стреляя вот так, вслепую, пулеметчик одной из очередей не достанет Леню. Рисковать он был не намерен. Точнее, он готов был рискнуть, но со смыслом и свести случайность к минимуму.

Еще десять метров, еще семь… Стрекот вертолета все ближе, и вот-вот полыхнет сверху пулемет… просвистят пули, ударят в землю, выбрасывая фонтанчики земли и вырванную траву, высекая искры из камней. И каждая может оказаться твоей… последней!

Вот она, эта скала, на которую Леня очень рассчитывал, вот она, ниша, и над ней козырек. Причудливое творение природы, продукт выветривания! Леня прыгнул в тот момент, когда сквозь грохот вертолетных винтов отчетливо затарабанил пулемет. Одна из пуль ударилась в землю так близко от ноги, что икру тут же свело судорогой.

Он упал, вполз под карниз и первым делом осмотрел ногу. Нет, показалось! Он уж было подумал, что его задело пулей. Оказалось, что всего лишь рефлексы, судорожное сокращение мышц, которые ждали пули, а получили лишь комок земли. Ничего, теперь…

Но что «теперь», было непонятно, потому что рокот воздушной машины удалялся и звучал как-то необычно. А еще Леня услышал глухие звуки «чпок, чпок». Он высунул голову и увидел, как Борщевский с Мовчуном, задрав в воздух стволы своих автоматов, стреляют вслед вертолету. Уже вслед. Машина уходила, раскачиваясь из стороны в сторону, и из нее валил сизый дым. А еще в воздухе отчетливо пахло горячим моторным маслом и авиационным топливом.

— Получил, сука! — довольно гаркнул Мовчун и опустил автомат. — В мотор мы ему попали. Ишь как рыскать начал. Или гидравлику перебили, или в картер попали. Во-во!

«Во-во» относилось к вертолету, который попытался набрать высоту, но его повалило на правый бок. И тут многотонная машина камнем рухнула в тайгу, выбрасывая все еще вращающимися винтами ветки деревьев. Грохот металла, а следом огненный взрыв, взметнувшийся красными дымчатыми клубами. Еще пара более тихих взрывов, а потом с места падения слышались лишь треск огня и звуки чего-то лопающегося.

— Чего это он так? — вышел на поляну Ливанов и посмотрел на товарищей. — Может, горючее куда-то вез, а попутно решил нас пугнуть? Я один раз такое в Панаме видел, когда упал вертолет, груженный бочками с авиационным горючим. Фейерверк!

— Положительный момент, — пожал плечами Мовчун, — он теперь никому не передаст, что с нами стало. Уходить надо отсюда.

Борщевский в разговоре не участвовал. Он стоял, возвышаясь над всеми, и смотрел в сторону поваленного дерева на краю поляны. Пленник продолжал сидеть, но только теперь его поза была какой-то покосившейся, а вместо лица у него была одна большая кровавая рана. На груди тоже расползалось огромное темное пятно.

— Частично они своего добились, — сказал Леня, выходя со спасенной сумкой. — Заткнули рот «языку».

— Как они нас нашли, Леон? — сухо спросил Борщевский.

— Леон? — не понял Леня и вопросительно оглянулся на остальных.

— Ты у нас теперь крещеный, — снисходительно похлопал его по плечу Мовчун и отправился собирать вещи.

— Ладно, — согласился Леня, — пусть будет Леон. А насчет вертолета… я думаю, что кто-то подсказал нашим врагам, как собрать и как настроить пеленгатор вот на эту штуку, про которую все забыли.

Он многозначительно потряс сумкой-холодильником, открыл ее, вытащил белый пластиковый контейнер, в котором хранилась ампула с препаратом, и протянул его Борщевскому. На обратной стороне контейнера виднелась накладка. То ли подставка, то ли усиливающий прочность каркас. Борщевский вытащил нож и стал отдирать устройство от контейнера. Через пару минут ему это удалось. Вернув контейнер Лене, он положил радиоустройство на камень и вторым камнем разбил вдребезги. Осколки выбросил в реку, выбрав место, где между камнями открывалась часть водяного потока.

К обеду группа отмахала около десяти километров. Леня указал на сухую полянку и просветы среди деревьев, в которых было видно солнце.

— Здесь можно передохнуть, поесть, — предложил он. — А дальше будет идти удобнее. Там уже не такая буйная растительность. Если левее, то там сплошные болота, а правее за рекой много открытых участков. Там старые лесоразработки.

— Час отдыха, — кивнул Борщевский. — Перекус консервами. Мовчун, в охранение. Артист, сменишь его через тридцать минут.

Жуя, Борщевский и Леня смотрели на экран навигатора. На разложенной на коленях карте командир отмечал точками ориентиры. Так получалось более наглядно, и легче было ориентироваться в пространстве.

— Река уходит на северо-запад, а восточнее растительность редеет, так?

— Так, — соглашался Леня с набитым ртом. — Здесь нам реку не перейти: течение сильное, камней полно. А ниже по течению уже полноценная река. Смысла нет уродоваться с навесной переправой.

— А как?