Убить, чтобы воскреснуть

Да, похоже, ему и впрямь было важно, чтобы противник не мог издать ни звука, потому что одной рукой он зажимал ему рот, а другой пытался ударить посильнее. В результате он мешал сам себе, так что избиваемому удалось как-то ослаблять удары. «Водитель» даже пытался отбиваться, однако сладить с навалившимся на него более тяжелым и, вдобавок, взбешенным человеком было невозможно.

«Господи, убьет же! Убьет до смерти!» — мелькнуло в голове Альбины.

Все это время она стояла, прижав руки ко рту, и с ужасом наблюдала картину избиения. Самым страшным, конечно, было то, что эта слепая, неконтролируемая ярость вырвалась наружу от одного ее слова — невинного слова, ласкового имени!

Странно? Да что ж тут странного! Нечто подобное она уже наблюдала — в больнице. Но в тот раз раненая женщина была придавлена болью, слабостью и страхом, а теперь это прошло. Теперь ее обуревают совсем другие чувства. Она уже не боится этого имени, не боится человека, который снова пришел за нею!

Снова… Вот именно! Снова!

Так это получается — что? «Водитель», парень в оливковой куртке, — тот самый «доктор»? И Альбина не узнала его?!

В это время упавшему человеку невероятным усилием удалось вывернуться и оторвать от лица вцепившуюся в него короткопалую руку.

— Спать, Хинган! — с трудом прохрипел он. — Спать!

Стриженая голова зависла в яростном протестующем движении, а потом медленно, как бы с неохотой опустилась на примороженный тротуар. Послышался глубокий вздох… Неуклюжее тело повозилось, сворачиваясь клубком, подтягивая к подбородку колени, на одном из которых — Альбина это отчетливо видела — зияло большое белое пятно: дырка на колготках… Послышался заливистый храп.

Тигр отступил в клетку. Бешеный пес уполз в конуру. Слепая ярость уснула.

Человек в куртке снова бессильно распростерся на льду. Грудь его ходила ходуном. Да, победа в поединке дорого далась! Наконец он собрался с силами и начал подниматься. Сперва на четвереньки, потом кое-как разогнулся и, постояв немного на коленях, со страдальческим стоном утвердился на ногах, придерживая поясницу.

Но тут его повело в сторону, и лицо опять оказалось освещено.

Альбина еще крепче зажала рот, глуша крик. Сейчас казалось невероятным, что она могла не узнать его сразу!

«Доктор» медленно повернул голову. Похоже, с губ Альбины все-таки сорвалось слабое восклицание, и он это услышал. А может быть, неким немыслимым чутьем уловил рядом присутствие еще одного врага — того самого, который и выпустил на него неконтролируемую ненависть Хингана?

Альбина не стала ждать, пока его прищуренные, режущие, как лезвия, глаза нашарят ее в темноте. С криком отпрянула и, круто развернувшись, понеслась куда-то, не разбирая дороги, оскальзываясь на каждом шагу и лишь чудом не падая. Страх лишил ее рассудка!

Пробежала мимо освещенных витрин, что-то задев, что-то уронив. Господи, цветы! Примороженные гвоздики жалко захрустели под ногами.

Альбина прорвалась между двумя близко стоящими автомобилями, вылетела на шоссе, бестолково замотала руками, увидев летящие на нее фары… которые со свистом замерли в каком-то полуметре от нее.

Хлопнула дверца. Кто-то подскочил к Альбине, сильно встряхнул, потащил. Ничего не видя, всем перепуганным существом своим почувствовала — не он, и сразу обессилела.

Покорно упала на сиденье автомобиля. С наслаждением вдохнула стойкий прокуренно-бензиновый аромат.

— Подвинься! — Кто-то бесцеремонно толкнул ее в бок. — А ты чего стал? Поехали, поехали, ну!

Альбину качнуло. Машина тронулась с места.

Человек, сидевший рядом с Альбиной, уставился на нее и раздраженно проворчал:

— Ты что делаешь, скажи на милость? Я тебе где сказала ждать? В метро, в метро, а ты… Если б не Костик этот голубой…

В голосе было что-то знакомое. Альбина постаралась отмахнуться от пляшущих в глазах разноцветных кругов. И все-таки потребовалось на меньше минуты, прежде чем осознала, что рядом с ней сидит Валерия.

* * *

Кавалеров шел к станции через лес. Он так часто проходил этой дорогой, что двигался почти автоматически. Однако сегодня идти по наскольженной тропинке было особенно тяжело. Он то и дело оступался и съезжал в сугробы. Валенки, конечно, высокие, снега не начерпаешь, но до чего же ненавидел он валенки, как они остохренели! А сучонку и в голову не пришло, что ему может понадобиться другая обувка. По Сеньке и шапка… в смысле, валенки.

«Да ладно, — примирительно кивнул сам себе Кавалеров, — уже вот-вот станция, потерплю как-нибудь до Москвы».

Потерплю как-нибудь, вот именно!.. Его нестерпимо раздражала эта затянувшаяся волынка. Главная глупость — сам во всем виноват.

Кавалеров засмеялся и оглянулся с тревогой: показалось, это не он хохочет, а кто-то за левым плечом…