Убить, чтобы жить. Польский офицер между советским молотом и нацистской наковальней

Рано утром брат пришел за мной. Он принес кое-какую одежду, немного сахара, большой ломоть хлеба и кусок вяленой конины. Мало того, он отдал мне два золотых кольца и запонки с жемчугом.

– У нас нет денег, – сказал он, – да и толку от них. Зато драгоценности ты всегда сможешь обменять.

Я понимал, что он хранил эти вещи, чтобы обменять их на продукты для семьи, и попробовал отказаться, но он не стал ничего слушать.

Мы молча посидели, хотя так много хотелось сказать друг другу. Но слова застревали где-то внутри нас.

– Когда думаешь уехать?

– Сегодня днем. Буду держаться железной дороги. Когда стемнеет, попробую залезть в товарный вагон. Если повезет, доеду до Кракова.

Антек крепился изо всех сил, стараясь не показать, как волнуется.

– Надеюсь, – сказал он с улыбкой, – ты вернешься из Франции генералом или скорее адмиралом, только вот когда?

– Через год, ну, максимум, через два. А может, и того раньше.

– Стефан, – и тут его голос дрогнул, – мы будем ждать тебя... целым и невредимым. Я имею в виду... Я люблю тебя, мой маленький братишка...

Я вновь на минуту почувствовал себя младшим братом, словно не было всех этих лет.

– Я вернусь, Антек, – пообещал я. – Скоро мы опять встретимся в Варшаве. Вот увидишь...

Мы крепко обнялись, а потом, глядя друг другу в глаза, одновременно сказали:

– Dowidzenia[10].

– Скажи маме, чтобы не беспокоилась о нас. Мы переживем и эту войну, как пережили прошлую, – сказал он, спускаясь по лестнице.

Я бросился к окну, чтобы махнуть ему на прощание, но он уже ушел.

(Прошло семнадцать лет после нашей последней встречи с братом. Как-то вечером, работая над этой книгой, я вдруг подумал о брате, о том, как много он для меня значил. На следующий день я получил из Польши письмо, в котором сообщалось, что Антека не стало.

Скоропостижная смерть. Оставшаяся в наследство от войны пуля перекрыла кровоток, и сердце остановилось.

Вы спросите, откуда взялась эта пуля?

В 1945 году советские солдаты ворвались в дом моего брата. Антек попытался защитить жену. Солдаты не пожалели на него патронов и бросили, посчитав убитым. Врач-поляк извлек из него три пули, а четвертую не заметил. Оставшаяся пуля убила брата спустя двенадцать лет.)

В полдень я вышел из Варшавы и двинулся в южном направлении, придерживаясь железнодорожных путей. Засветло дошел до Пьясечно, где встретил несколько человек, собиравшихся отправиться в Краков. Я укрылся под мостом, который был разрушен во время войны, а позже немцы временно восстановили по нему движение. На мосту поезда сбавляли скорость, и я надеялся, что мне удастся запрыгнуть в вагон.

Польские железнодорожники, которых немцы силой заставляли работать, сообщили нам, что ночью пойдет товарный поезд на Краков. Поезда охранялись, но мы надеялись на удачу. Наши надежды оправдались.

В дороге у меня была масса свободного времени. Я вспомнил, как в детстве в компании с деревенскими мальчишками запросто запрыгивал на товарные поезда, проезжавшие недалеко от нашей деревни. Мать была страшно напугана, когда узнала об этом. Она прекрасно понимала, что для крестьянских мальчишек это не просто игра. Как правило, они выбирали груженные углем поезда. Забираясь в вагон, они выкидывали куски угля, а потом, спрыгнув с поезда, собирали их и несли домой.

На следующий день около полудня поезд шел уже по предместьям Кракова. Охрана видела, как я на ходу выскочил из вагона. Но я понимал, что они не станут меня преследовать. Однако ради предосторожности залег в канаве, в которую скатился, выпрыгнув из вагона, и вылез, только когда поезд скрылся из вида.

Перед самой войной сестра переехала в пригород: ее муж нашел работу по специальности в Кракове.

Через двадцать минут я уже подходил к ее дому. Первым меня увидел девятилетний сын сестры Иржи. Даже не поздоровавшись, мальчишка бросился домой, и я услышал его звонкий голос:

– Дядя Стефан! Дядя Стефан приехал!

Сестра уже бежала мне навстречу.

Ее дом почти не пострадал во время войны. Следы от пуль были только на одной из внешних стен дома, и кое-где в комнате на обоях можно было заметить отметины от залетевших в комнату через окна шальных пуль.

– Что с мамой? Ты получаешь какие-либо известия из Газеловки? – спросил я Лиду, когда мы наконец разжали объятия.

– Мама приехала ко мне за неделю до начала войны.

– Так где же она? Где она сейчас?

– В больнице в Кракове. Ее сбил немецкий грузовик. У нее сломаны обе ноги.

Лида рассказала, что в Кракове немцы придумали себе новую забаву. Они выбирают жертву, преследуют ее на машине, а потом сбивают. Мама стала одной из них.

– Когда я смогу ее увидеть?

– Они тут же поймают тебя, дядя, если ты пойдешь к бабушке, – сказал сынишка Лиды. – Они каждый день проводят облавы.

– Да, Стефан, Иржи прав. За последнюю неделю они отловили в Кракове всех мужчин призывного возраста и отправили в Германию. Тебе здорово повезло, что ты без приключений умудрился пройти через город.

– Я не был в городе. Я спрыгнул с товарного поезда, шедшего из Варшавы через Краков, не доезжая города.

В это время в комнату вошел Франек, муж Лиды.