Убить дракона

Дракона понять невозможно… Но, похоже, именно от этого зависела ее жизнь и судьба!

Она была восхитительно юной и восхитительно дерзкой. И она боялась.

Я забыл, как сладко пахнет страх… Я забыл, что это такое…

Страх, как и боль — это дар…

Дар, позволяющий жить… Не чувствуя боли — не чувствуешь жизни, и страшнее всего — когда нечего бояться…

Интересно, можно ли умереть — не живя?

Наир привыкла к уединению — дни ее не проходили в увеселениях с подругами. И сейчас чувствовала даже облегчение оттого, что ее не провожают шепотки и любопытные взгляды. Она была слишком мала, что бы осознать и запомнить тот момент, когда из драгоценного цветка, венчающего крону благородного родового древа, превратилась в объект для всеобщей жалости, смешанной со злорадством, — как бывает всегда, когда беда постигает тех, кто некогда был успешен и счастлив.

Просто вокруг оставалось все меньше людей — уже не так часто приходили знакомые, становилось меньше рабов, даже ее пятнадцатилетний старший брат внезапно оставил дом: в глазах отца стояли слезы, когда он говорил о том, что Тайрен приносит себя в жертву, спасая хотя бы честь семьи, если не может спасти все остальное.

Потом ушел и отец — туда, откуда не возвращаются… Наир привыкла к многозначительным взглядам за спиной, ведь последние годы она была таким же залогом, как и их земля, или мебель в доме.

О нет, не уединение тяготило ее. Страх, дракон прав — именно страх разъедал ее душу. Разъедал давно, — с тех пор, как она поняла, что ни люди, ни вещи, к которым ты привязан, не могут быть с тобой всегда и всегда, всегда есть, что терять…

Сейчас — терять ей было уже почти нечего. Только жизнь, честь и последние остатки воли…

В очередной раз провожая взглядом неспешно уходящего дракона, Наир поклялась себе, что по крайней мере страху она себя не отдаст!

И все же не могла отделаться от мысли о судьбе своих предшественниц. Что стало с ними и что ждет ее? Голова раскалывалась от попыток подогнать свои предположения под образ дракона, который по-прежнему вел себя так, как если бы она была не более, чем бродячей прикормленной собакой…

Пытаясь хоть как-то отвлечься, Наир сделала попытку сблизиться со слугами, — то были люди скромные, полностью довольные своей простой жизнью. Однако уже через несколько дней она убедилась, что каждый из них — вещь в себе. Почему стекленеют глаза гиганта Афикла при взгляде на огонь, почему он избегает даже касаться оружия, которое хранилось совершенно открыто в одном их пределов… Откуда взялся здесь, под Миркалем, Шепе с раскосыми угольно-черными глазами… Откуда жуткий шрам на лице Ифины… О нет, они вовсе не были так просты, как казались!

Кто же они и почему пожелали служить дракону? Как бы Наир не презирала праздное людское любопытство, настрадавшись от него в свое время, она не могла держать в узде свое буйно разошедшееся воображение, особенно проявлявшее себя одинокими бессонными ночами в ожидании воли дракона.

Однажды два потока мыслей, все же сошлись друг с другом, и все следующее утро Наир подозрительно вглядывалась в Адду — та выглядела лет на шестьдесят, и вероятнее всего даже в молодости не обладала впечатляющей фигурой, но все же, должно быть была хороша. Не говоря уже о манерах, которые до сих пор выдавали в ней женщину высокого рода.

— Сколько лет ты служишь Хранителю? — поинтересовалась Наир как бы между делом, перенимая узор ее кружева, которое женщина иногда потом продавала в селах и в самом городе.

— Порой кажется, что всю жизнь, — прислужница усмехнулась, — Но на самом деле, я живу здесь тридцать два года.

Больше, чем вся ее жизнь!

— И… почему же ты здесь? — продолжила расспросы Наир.

— Когда-то я задала ему вопрос, ради которого не стоило идти так далеко… — в горькой задумчивости ответила женщина, — И получила ответ, после которого уже некуда было идти.

— Какой? — вырвалось у потрясенной этим тоном Наир.

И поняла, что Адда не скажет…

— Он улыбнулся мне… — все же ответила женщина.

Адда ушла прежде, чем Наир сказала, что ее интересовал вопрос.

Ей было жаль и тем, что своими расспросами она расстроила женщину, относившуюся к ней с искренним теплом, и тем, что подозревала ее невесть в чем. Наир поспешила найти Адду, поскольку никогда не считала нужным откладывать на потом даже самые неприятные дела. На ее сдержанное извинение за бестактность, женщина только ласково похлопала ее по руке.

— Ничего, девочка. В мои годы даже самые скверные воспоминания могут принести радость. Оттого, что ты когда-то жила… И поверь, на свете есть гораздо более худшие вещи, чем принадлежать дракону!

— Да… наверное, — согласилась Наир, подумав о своем.