Убить эмо

Если тот сам от его лекций не окочурится. Танго по натуре проповедник. Он обладает феноменальной памятью и помнит все, что хоть раз читал или слышал. Он несет идею эмо в народ. А народ пытается отнести Танго куда подальше. Хотя, говорят, драка случилась на концерте.

Дверь мне открыло нечто осунувшееся и частично лысое.

- Какого черта нас угораздило родиться в этом захолустье? - заупокойным голосом сообщил Танго.

По всей видимости, его снова кто?то не понял.

- Я думаю, у меня вчера был самый поганый день в жизни, - такое я слышала не раз.

- А у нас новенький, - протискиваясь в комнату, сообщила я, пытаясь сообразить, что стряслось с Танго.

- Шел себе, а потом такая вот лабуда. Навалились и челку на фиг откромсали.

- Кто?

- А черт их знает. Прости меня, Господи, - глядя в потолок, Танго специально упомянул имя Господа.

- Теперь дома сидеть будешь?

- Не мечтай, - Танго продемонстрировал нелепую вязаную шапочку с ушами, в которой он смотрелся как мой Митька.

- Сам связал!

- Я и не сомневалась, - пускай примет это как комплимент.

- Я жалею тебя, девочка. И я горжусь тобой. На таких как мы держится мир. Ты знаешь, я тут подумал, может, ну это все к черту. Прости меня, Господи. Уеду. У меня родня в Калининграде есть. Продвинутый город. А главное, там меня почти никто не знает.

- А как же университет? - вклинилась я в монолог.

- У тебя выросли вторичные половые признаки, - бесцеремонно уставясь на мою грудь, признал Танго.

- Пошляк.

Он продолжал рассматривать как ни в чем не бывало.

- Гнусный извращенец.

- Через пару лет ты станешь похожа на дойную корову. Странное дело, низ - тощий, а тут понавы?ростало всего. Кошмар. Дашь посмотреть?

Интересно, а если я сейчас просто уйду, хлопнув дверью, он поймет? Думаю, да. Хотя не уверена.

- Не дам. Завтра будет атомная война, и весь мир полетит к черту!

Танго вытаращил на меня глаза. Услышал.

- Прости, Господи. Кто тебе сказал?

- Я люблю тебя. После разговоров с тобой я начинаю любить весь мир.

- А нельзя ли остановиться на первом изречении? - скромно спросил Танго.

- Можно. Но не нужно. Ты же знаешь, что пока я не умею любить так, как нужно тебе.

Ошалевший от моего утверждения Танго развел руками. Я иногда подозреваю его в склонности к однополой любви. Как?то он на полном серьезе мучился, что не может знать наверняка, голубой он или нет. Целый год мне мозги засирал. Но сам так и не определился. Хотя при такой мамаше несложно разлюбить весь женский род.

- Эмо с такой грудью - это не эмо.

- Стриженый эмо - вылитый скин, - рассердилась я.

- Челку жалко. Ты поосторожнее. Говорят, они и девчонок скальпируют. Так я поеду? В Калининград.

- Лети, попутного тебе ветра, - пожелала я и бодрым маршем удрала в направлении дома.

Никуда он не уедет. У него грандиозные планы, связанные с учебой. Кроме того, я думаю, он теперь будет долго страдать по челке. А как отстрадается, забудет, что собирался уехать.

***

Несчастный Митька сидел на горшке и тужится. Ему велели покакать, и он старался вовсю. Как и ожидалось, мама вперилась в телевизор, а брата сослала на горшок, чтоб не мешал смотреть.

Митьке стыдно. Он уже не маленький. Ему уже пять лет. Кроме того, покакать все равно не получается. Думаю, это из?за того, что он до двух лет носил памперсы.

- Стася пришла, - заорал брат на всю квартиру, надеясь на амнистию.

А в ответ - тишина. Заглянула в комнату, которую мама уперто титулует гостиной. Обеденный стол, на котором вместо обеда валяется всякий канцелярский хлам. Книги, газеты вперемешку с блокнотами. В которые мама записывает что купить и что сделать. И потом в магазине спохватывается, что забыла их дома. А сама все время твердит: «Я никогда ничего не забываю».

- Мама. Я слышала по телевизору, что из мальчиков, которых заставляли по часу сидеть на горшке, получаются голубые. Там профессор один выступал. Из Америки.

Использовать мамину веру в правдивость телевизора и Америки неправильно, но Митьку жалко.

- Сними его с горшка, сделай хоть раз что?то полезное, - потребовала мама.

Она не в состоянии оторваться от телевизора. Там показывают про полную отстоя выдуманную взрослую жизнь.

Митька пытался отцепить себя от прилипшего горшка и орал от невозможности это сделать самостоятельно.

- Ори, Митька, ори, пока можно. Потом будешь страдать молча, как все.

- Ты что, стерва, над ребенком измываешься? - Мама отлипла от ящика и принеслась спасать вопящего необосранного детеныша.

- Пускай покричит. Может, певцом станет, - утешила ее я, отступая в комнату.

- Дебилом он станет. Как и ты! Как можно угробить свою жизнь на такую дочь? Ты - мразь!

- Она не мразь. Стася - хорошая.

От волнения к глазам подступили слезы. Мой брат меня защищает! Значит, не так все и скверно.

***

На днях пересеклась с Вайпером. Спорили до усеру. С Вайпером всегда так. Как встретишься - голос сорвешь.