– Да не я, а ты. В Вену поедешь ты и разыщешь мне там этого типа. Я дам адреса, где он должен быть. Но в контакт с ним не вступай и ничего обо мне не говори.
– А если его нет и там?
– Должен быть. В крайнем случае узнаешь, когда и куда подевался. Все в мельчайших подробностях. Если что, дашь там на лапу кому следует. Потом незамедлительно возвращайся, а выяснится что-то необычное, звони прямо оттуда в любое время суток.
Ломая голову, что в данном случае считать необычным, Пауль ушел.
А через два дня, в воскресенье вечером, он позвонил и сообщил ошеломившую Каратаева новость: разыскиваемый им Адольф Гитлер действительно проживал в Вене по указанным адресам. Его помнят и на Фельберштрассе, 22, и в мужском общежитии в Бригиттенау. Но уже более года, как он выписался из этого последнего своего приюта, заявив, что уезжает из города. Более того, судя по всему, он уехал вообще из Австрии.
– Когда точно? – глухо раздалось в трубке.
– Восьмого апреля, господин Флейтер. Накануне он рассказал об этом своему приятелю по общежитию на Мельдеманштрассе, некоему Грейнеру.
– Что конкретно он рассказывал?
– Что уезжает в Америку к какому-то дальнему родственнику…
– Ладно, возвращайся, – устало донеслось из трубки, и послышались гудки.
– Ну-у-у, Нижегородский! Ну-у-у, скотина! Застрелю поганца! – метался по комнатам Каратаев.
Зазвонил телефон.
– Саввыч? Это я, – послышался в трубке деловой голос компаньона, – я задержусь в Берлине еще на пару дней, ты не теряй…
– Куда ты отправил Гитлера? – рявкнул Савва.
– Что?
– Гитлера, говорю, куда отправил, скотина?! – заорал Каратаев на весь дом.
– Плохо слышно, – на той стороне провода стали усиленно дуть в микрофон. – Алло!.. Фу!.. Фу!.. Алло!.. Ничего не слышу… Ладно, потом перезвоню. Конец связи.
Каратаев хотел разбить слуховую трубку о стену, но все же удержался. Он лихорадочно соображал, что можно предпринять, и все более убеждался, что ничего. Если будущий фюрер действительно уехал в Америку, то рассчитывать на то, что он сможет вернуться в свою колею и выполнить предначертанное, не приходилось. Слишком большое нарушение естественного хода событий. Но как он его уговорил? Что Нижегородский насочинял такого, что Гитлер вместо Германии, о которой по его же собственным словам все время грезил и мечтал, умотал за океан? Променял белокурую праматерь-родину на страну, где смешались все расы и нации? Да еще, судя по всему, не думает возвращаться!
Нижегородский появился только через неделю. Как всегда он привез кучу всевозможных коробок и котомок.
– Мы стали богаче еще на один миллион, – бодро и в то же время с некоторой настороженностью заявил Вадим с порога.
Савва встретил компаньона в холле ледяным молчанием. Вероятно, его сдерживало присутствие Нэлли, принимавшей коробки из рук приехавшего.
– Не уходите, Нэлли, здесь есть кое-что и для вас, – попросил девушку Нижегородский, в надежде оттянуть неприятный разговор и тем временем прозондировать настроение соотечественника.
– Нэлли, вы свободны, – сухо распорядился Каратаев, отворил дверь в гостиную, приглашая Нижегородского войти, и мрачно застыл рядом.
– Мы стали богаче… – начал было Вадим, осекся и покорно прошел мимо него.
– Во-первых, никаких «мы» больше нет, – оборвал его Савва, закрыв двери и щелкнув замком. – Во-вторых, зачем ты это сделал?
Нижегородский понял, что отпираться бессмысленно.
– Савва, если ты все еще не понимаешь зачем, то я не смогу объяснить…
– Куда ты его отправил? Где он может быть теперь?
– Видишь ли… я посадил его в Шербуре на «Титаник».
Каратаев сел на подвернувшийся рядом стул и больше ничего не говорил.
– Можешь не переживать, – осторожно устроился в кресле подальше Нижегородский, – в списке погибших его нет. Правда, нет и в списке спасенных, но позавчера я посетил «Берлинский Ллойд». В одной из комнат конторы на стене висят литографии с его рисунков.
– С каких рисунков? – вяло отреагировал Савва. – Почему вдруг они там оказались? Кому понадобилась мазня этого… утопленника?
– Ну, не скажи. Не такая уж это и мазня. Помнишь, несколько раз мы встречали в журналах рисунки очевидца гибели «Титаника»? Так вот, это его. Только подписал он их почему-то именем и фамилией своего отца. Правда, очень неразборчиво. Когда я просматривал список спасенных, то сначала даже не обратил внимания на некоего Алоиза Шикльгрубера. Потом только до меня дошло, что это не может быть простым совпадением.
– Выходит, он назвался не своим именем? – чуть оживился Каратаев.
– Выходит, так.
– Но зачем?
– Не знаю. Вероятно, это результат стресса. Может, ему просто мозги там отморозило…
– Лучше бы тебе мозги отморозило, – буркнул Савва, но по всему было видно, что его мыслительная деятельность восстановлена и он что-то обдумывает. – А что за рисунки? Те, что висят в «Ллойде»?