Убить фюрера

…Ночью, лежа в постели, Каратаев вспоминал все сказанное Нижегородским в этот день. Какая наивность, усмехался он про себя, этот винодел думает, что если нам легко удались наши финансовые аферы, то и в политике все будет так же просто. Да он понятия не имеет, какая борьба развернется в Германии к середине двадцатых и как она будет накаляться по мере продвижения к тридцать третьему. Сама НСДАП в течение нескольких лет станет полем напряженного внутреннего противостояния. Левый, чуть ли не большевистский север будет яростно сопротивляться мюнхенскому югу. Отто Штрассер, его брат Грегор, Геббельс и верные им гауляйтеры севера восстанут против Гитлера. «НСДАП – прежде всего социалистическая партия. НСДАП – это рабочая партия. Она выступает за народное советское государство и готова к революционной обороне в союзе с СССР». Вот лозунги левых национал-социалистов того времени. А статьи колченогого Геббельса в двадцать пятом! Одни только названия: «Беседа с другом-коммунистом»! «Ни один царь не понял душу русского народа, как Ленин, – напишет он под этим заголовком. – Он пожертвовал Марксом, но зато дал России свободу». А на улицах в это время будут развеваться знамена «Бунд Оберланда», «Вервольфа», «Викинга», «Бунд Танненберга», «Союза Артаманов», «Стального шлема», «Младогерманского ордена» и множества других. Всех их, да еще большевиков, да еще социал-демократов и центристов нужно будет в свое время подавить, и сделать это сможет только Гитлер. А когда он это сделает, то сделать что-либо с ним самим будет уже очень сложно. Практически невозможно. Нижегородский же полагает, что, стоит ему поднять руку на очередном съезде или конференции, и зал смолкнет. Нетушки, Вадим Алексеич, не денежные мешки будут править здесь бал. Ни один миллионер, ни один аристократ не станут лидерами в этой борьбе. «Положить конец хищничеству матерых волков биржи» – вот к чему одновременно призовут и коммунисты, и нацисты. Деньги, это, конечно, хорошо, но не нужно преувеличивать их политическую силу. Иногда их чрезмерное количество служит раздражающим фактором. Не спасут они и десятки богатейших еврейских семей Германии. Принципы будут выше денег, военные на гряды и ораторское мастерство – порой выше принципов. А стало быть, ваши радужные надежды, Вадим Алексеич, полнейшая утопия.

Однако высказывать всё это вслух своему компаньону (а теперь даже соратнику) Каратаев не собирался. Пускай сначала поможет вернуть «нашего Альфи», а там посмотрим. В одном он прав: в Гитлере заложен чудовищный потенциал борьбы. Власть – смысл его жизни. И они с Нижегородским знают об этом за десять лет до того, как это начнут понимать остальные.

Но плыть в Америку им не пришлось. Через три дня Нижегородский сообщил вернувшемуся с прогулки Каратаеву новость:

– Фюрер в Германии, так что наш вояж отменяется. Я попросил барона проверить по своим каналам несколько крупных городов. Просто так, на удачу. И, представь себе, наш Альфи тут же нашелся в Берлине.

От неожиданности Савва сел.

– Давно он приехал?

– Почти полгода. Живет под своим именем. Таскается с пухлой папкой рисунков «Титаника» по редакциям журналов, но, видно, без особого успеха.

– Его нужно привезти сюда, – твердо заявил Каратаев.

– А если заупрямится?

– Делай что хочешь, Вадим, но это твоя задача. Ты обещал, да и опыт у тебя уже имеется.

Нижегородский почесал в затылке.

– Ладно. Изобразим на этот раз ценителей его творчества.

Через несколько дней в Берлине Нижегородский встретился с бароном и получил от него адрес «болтуна», как прозвал Гитлера привлеченный к его розыску один из агентов полиции.

– Чем вас заинтересовал этот господин? – спросил фон Летцендорф. – Мой человек «случайно» встретился с ним на улице, заговорил и в ответ выслушал целую лекцию. При этом он так и не смог толком объяснить, о чем была эта лекция.

Вадим рассмеялся.

– Тогда это точно он.

В тот же день Вадим подкараулил Гитлера возле его дома в Шарлоттенбурге. Тот снял небольшую квартиру на Лейбницштрассе, недалеко от театра Фридриха Шиллера. Не комнату, а целую квартиру, что свидетельствовало о наличии у фюрера свободных денег.

– Вы?!

– Я.

Они некоторое время молча смотрели друг на друга. «Не утонул», – думал Нижегородский, разглядывая нисколько не изменившегося Гитлера. Тот же клочок жестких усов, подпирающих широкий нос, те же слегка навыкате голубые глаза, блестящие так, словно в них только что закапали глицерин. Даже одежда почти не изменилась: черный смокинг, серые обвислые штаны, белая рубашка с высоченным воротом под подбородок и широким галстуком.

– Ваш «Титаник», господин адвокат, чуть не погубил меня, – первым нарушил молчание Гитлер. – Но я не в обиде на судьбу. Мои рисунки гибели еврейского парохода напечатали во многих журналах, а оригиналы вывесили в крупных учреждениях.

– А я вас разыскивал, Адольф, – соврал Вадим, жестом предлагая пройтись. – Зачем вы назвались другим именем?