Убить фюрера

Сотни бутылок, упакованных в нарядные картонные пеналы, были направлены ко всем четырем королевским дворам в качестве бесплатного презента. Нижегородский распорядился послать по ящику вина во все шестьдесят девять замков кайзера, включая новый, в эльзасском Урвилле. Все знали, что Вильгельм горой стоит за отечественный продукт, предпочитая сект, пиво и скат[32] шампанскому, бордо и преферансу. По три ящика «Рейнского золота» получили имперский канцлер и некоторые члены правительства, а также губернатор Эльзас-Лотарингии граф Ведель и военный губернатор Эльзаса генерал Деймлинг. Учитывая особую щепетильность барона фон Летцендорфа и в связи с его парламентской деятельностью, его имя при этом не упоминалось.

– Начало положено, – потирал руки Нижегородский. – Самое главное, Саввушка, что вино действительно получилось неплохим.

– Ты лучше признайся честно, Нижегородский, сколько мы потеряли на этой эпопее? – попытался охладить излишнюю радость компаньона Каратаев.

– Брось, Савва, я не подсчитывал, – соврал Вадим. – Уже в следующем году, я тебя уверяю, мы добьемся правительственной субсидии и экспортных льгот. Вот тогда и задавай свои каверзные вопросы.

Однажды, незадолго до сбора нового урожая, приехал Конрад. Как всегда, он привез несколько бутылок «Золота Рейна» из новых партий.

– Это, герр оберуправляющий, с южного склона того косогора, где лютеранская церковь, – пояснял винодел в столовой за завтраком, – а это семнадцатый участок, тот, что ближе к реке.

Нижегородский налил в бокал вино и сделал глоток. Конрад продолжал что-то говорить, но неожиданно Вадим жестом руки заставил его замолчать. Он снова сделал глоток и поморщился. Потом попросил открыть другую бутылку и наполнил другой бокал. Пробуя поочередно то из одной рюмки, то из другой, он становился все озабоченнее.

– Откуда эта бутылка?

Испуганный Конрад посмотрел в свои записи и пролепетал:

– Это под Совиллером, тридцать второй участок, возле старой башни.

– Что ты мне рассказываешь? – голос оберуправляющего заставил Каратаева замереть с вилкой в руке. – Ты вообще-то дегустируешь каждый розлив? Это вино из новой бочки, попробуй сам.

Побледневший австриец отхлебнул из бокала и побледнел еще больше. Вино было явно перенасыщено танином, став недопустимо терпким. Такое могло произойти от соприкосновения со свежим дубом. Повышенная «нервозная» кислотность также, пусть и косвенно, свидетельствовала, что вино оставили на выдержку и, скорее всего, залили в новые бочки. А потом произошла какая-то путаница.

– Ну что, убедился? А теперь говори честно: его уже отправили?

– Не знаю.

– Так узнавай! – заорал Нижегородский. – Звони в Кольмар и останавливай всю отгрузку. Звони железнодорожникам, пусть все вагоны с нашими бутылками загоняют в тупики!

Вскоре выяснилось, что десять бочек с вином под пятилетнюю выдержку из-за нехватки места в одном из хранилищ перевезли в другое. Там их спутали с будущим «премьером», неверно промаркировали и через несколько месяцев разлили по бутылкам на четыре года раньше срока. Конрад с Нижегородским в эти дни как раз находились в Байройте.

– Но как они могли не заметить, что бочки новые? – негодовал Вадим. – Где ты набрал таких идиотов? Кто бригадир? Выгнать к чертовой матери! А тебе первое и последнее предупреждение. Твое счастье, что вино еще не отправили: конкуренты сожрали бы нас без соли и перца под дружный хохот газетчиков. Возвращайся в Кольмар. Все бутылки распечатать, слить обратно и через месяц провести дополнительное осветление. Эту работу не оплачивать, а за испорченные пробки я вычту из твоей зарплаты.

– Не хотел бы я быть твоим подчиненным, Нижегородский, – сказал Каратаев за ужином.

– Ты лучше расскажи, как тут наш Альфи? – спросил Вадим.

По возвращении он увидел на стене их гостиной несколько рисунков тонущего «Титаника». Они были заключены в белые паспарту, защищены стеклом и обрамлены деревянными рамками из тонкого черного багета.

– Между прочим, – сказал Каратаев, когда компаньоны перешли в гостиную и Нижегородский принялся раскуривать сигару, – Адольф весьма вежливый молодой человек. Мы проговорили больше часа, и исключительно о живописи и музыке. Потом я передал ему твою контрамарку и хотел купить у него эти три рисунка, но он подарил их мне, отказавшись от денег.

– Ну еще бы! – хмыкнул Вадим. – Моя контрамарка с лихвой окупит весь его альбом.

– А ты не встречал его на фестивале? – спросил Савва.

Вадим покачал головой:

– К счастью, нет. Я не большой любитель немецкой героической классики. Все эти гномы, русалки и валькирии мне как-то неинтересны. Вот «Руслана и Людмилу» Глинки я послушал бы с удовольствием. Это наше.

– Так съезди в Россию, пока еще не поздно.

– Боюсь.

– Чего? – удивился Каратаев.