Убить фюрера

— Надеюсь, что да. За последние полтора десятилетия уже написана целая куча книг об ожидаемой всеми большой войне. «Предстоящее Ватерлоо», «Новый Трафальгар», «Разграбление Лондона, или Великая французская война 1901 года». А одни только романы Уильяма Леке, в особенности его «Вторжение 1910 года»! Оно было издано в пятом году и переведено уже на двадцать семь языков. Однако все это англичане. Их сочинения содержат известную долю прозорливости и все же достаточно примитивны и однобоки. Мы же предложим читателю то, что повергнет в ужас в первую очередь генералов, ведь они увидят в книге свои собственные планы. О книге заговорят, ее переведут на другие языки, ее тиражи достигнут громадных цифр. О ней будут писать все газеты, ее изучением займутся в университетах, о ней станут спорить на научных конференциях. Поначалу ее даже попытаются запретить, но джинн уже будет выпущен из бутылки. Разумеется, мы издадим ее под псевдонимом (чем плох, например, мой «A.F.») и предварительно подкорректируем, удалив все ссылки на будущее. Описание же сараевского убийства я думаю оставить без изменения. Вот почему важно, чтобы завтрашний факт покушения имел место. Это станет отправным пунктом самого грандиозного книжного бестселлера в истории.

— А что будет делать бедняга Смартган, когда придет его срок? — полушутя спросил Нижегородский.

— А его срок может никогда и не прийти, — серьезно произнес Каратаев. — Его может вообще не быть, этого самого Джона Смартгана, как наверняка не будет множества других, еще не родившихся сейчас людей.

— Как так?

— Очень просто. Спасая одних, мы убиваем других!

Каратаев откинулся на спинку стула и как-то насмешливо посмотрел на соотечественника.

— А ты что думал? Четырнадцать миллионов человек в результате несостоявшейся войны останутся живы — и все? Среди них будет много молодых мужчин, которые, создавая свои семьи, невольно отнимут женщин у других. Возникнут миллионы новых семейных пар одновременно с утратой огромного числа легитимных союзов. Она не потеряет на войне своего парня и потому не выйдет за того, за которого должна бы выйти. Родятся совсем не те дети, Нижегородский! Это ты понимаешь? А приплюсуй сюда пандемию восемнадцатого года, погубившую в условиях мирового конфликта и последовавшей разрухи двадцать семь миллионов. Если ее и не избежать, то без войны эта цифра обязательно изменится в меньшую сторону. А учти Вторую мировую и нашу Гражданскую со сталинским террором. Мы ведь с тобой расчитываем на отмену и этих мероприятий. Людей станет больше, но миллионы других просто не родятся, потому что не встретятся их родители. Так что под вопросом и Джон Смартган. Так-то вот.

— Получается, что мы можем убить его с помощью его же собственной книги? — сделал парадоксальный вывод Нижегородский.

— Получается, так.

В половине десятого, воскресным утром 28 июня они, отпустив извозчика, стояли на правом берегу Милячки, издали наблюдая за происходящим на набережной Аппеля. Звонили колокола церквей, но не по случаю приезда наследника, а в память павших когда-то на Косовом поле.

Нижегородский был в коротком кремовом пиджаке, узких брюках и соломенной шляпе-плоскодонке с широкой, золотисто-коричневой атласной лентой вокруг тульи. Каратаев предпочел белый, дачного покроя костюм, панаму и трость. Оба, таким образом, ничем не отличались от здешних курортников.

Народ прибывал. Большую часть составляли местные мусульмане, видевшие в далекой католической Вене гораздо меньшее зло для себя, нежели в близком православном Белграде. Люди шли с окраин и из соседних селений выказать верноподданнические чувства будущему императору. Многие были с цветами.

— Запомни, ты — корреспондент «Берлинер берзен-цайтунг», — еще раз повторил Каратаев, — а я — по-прежнему скромный музейный работник. Если что, встречаемся вон там, на Козьем мосту.

— Пора уже выдвигаться на исходную, — сгорал от нетерпения Нижегородский.

— Рано, нечего там светиться. Они только две минуты как выехали. — Каратаев в который уже раз щелкнул крышкой своих карманных часов. — Пошли, выпьем пока кофе.

Они расположились за столиком прямо на улице, под полосатой маркизой.[67]

— Та-ак, — снова посмотрел на часы музейный работник, — сейчас Фердинанд в Филипповичах приветствует тамошний гарнизон. Минут через пятнадцать они подъедут к городу и остановятся у главпочтамта. Там у эрцгерцога должна состояться какая-то беседа с аулическим советником Боснии.

— О чем разговор?

— Неизвестно. Так, допивай свой кофе. Пора.

Компаньоны не спеша направились к мосту. Послышались глухие выстрелы пушечного салюта. Они прибавили шаг.

— Только не вздумай лезть в первый ряд, — наставлял Каратаев. — Там будет много раненых, и я не хочу возиться с тобой…

— Едут! — раздались крики, и толпа устремилась вперед.