Убить генерала

— Шестая — этого его квартира? — А в голове снайпера имя другого человека, полковника Хворостенко: «Это не его квартира». Ее всегда сдают. И людей, побывавших в ней, тоже сдают. Поэтому не рассчитывают на возвращение последних.

— Не, его — восьмая, напротив.

Близнец налил полный стакан пива, осушил его одним глотком. Но горечь и прорезающая ее сухость остались. Невозможно было смыть этот слой ни пивом, ни водкой.

Если у парней и были какие-то подозрения, то они рассеялись. Об этом говорили словно запавшие и потемневшие глаза, бледность, подрагивающие руки Виктора. Была бы у них возможность послушать сердце случайного знакомого, они бы вызвали ему «Скорую». Такое же желание возникло у Близнеца во время ночного звонка Андрею Проскурину. Вот сейчас он начал понимать, почему молчит полковник Хворостенко...

Мысли снайпера метнулись далеко в сторону. Он так и не узнал всех подробностей, позволивших втянуть в эту провокацию его бывшего инструктора. И не узнает. Но если бы он узнал...

* * *

Юрий Александрович Хворостенко уже четвертый день скрывался у второго человека в ОПГ «Южная» сорокалетнего Саши Сальникова. Последнему откровенно не улыбалось прятать в своем роскошном коттедже «политкаторжанина». Это Саша, отмотавший «пятерку» за нанесение тяжких увечий «лицу кавказской национальности», понял, заглянув в глаза Хворостенко. Если спецслужбы узнают, где скрывается пятидесятилетний прокурор-пропагандист, они разнесут двухэтажный дом по кирпичику. Однако Сальников получил короткий приказ от главы «южан» Алексея Захарова — он же двоюродный брат Саши: «Приюти». А сам-то отказался принимать беглого гостя в хоромах на Садовой слободе. Предпочел выездной вариант и нарисовался перед Хворостенко ровно в полдень.

Как в свое время заметил полковник Шведов, на январь будущего года Захаров запланировал празднование юбилея — День образования ОПГ «Южная». Не ошибся он и с аналитическими группами, и с малость недоразвитой системой контрразведки, функционирующих в ОПГ. Было что-то похожее и на досужий вымысел сценаристов, а на деле — голая реальность. Захар перепробовал множество способов, держа под рукой группу киллеров, нанимая за сотню баксов наркоманов. И вдруг... Вдруг организованная преступная группировка превратилась в систему с той же аббревиатурой: орган перекачки говна. И стоял за ней — трудно выговорить — личный вышибала президента!

— Ну что, — спросил Захар своего бывшего адвоката, — будешь гримироваться и потом выступать по «ящику» или наоборот?

— Как получится! — огрызнулся Хворостенко. — Когда возьмут второго снайпера. А возьмут его очень скоро: один анонимный звонок — и за ним приедет бригада ОМОНа, — прокурор едва ли не дословно повторил генерала Свердлина. — На костях обоих стрелков я и сделаю заявление. Когда ловить уже будет некого.

— Или нечего. — Захаров долго смотрел на товарища. — Я человек мстительный, — как бы мимоходом заметил он, — но удивляюсь тому, сколько в тебе злобы. Кто ты один со своей ненавистью? Никто. Мыльный пузырь. Когда ты приперся ко мне с идеей создания на моей базе отдела политических убийств, мне захотелось сдать стволы и арматуру на металлолом и построить на вырученные деньги морской лайнер. А из бейсбольных бит наделать весел. И грести всей командой на середину моря Лаптевых.

Еще днем Алексея Захарова устраивала полукриминальная экономика Москвы. Чем сильнее криминал в столице, тем сильнее он и в России. Это как дважды два. Это не только политика, но еще и солидные деньги. Он знал много способов трясти экономическую яблоню и подставлять под падающие плоды корзину. Бить бейсбольными колотушками по груше или там по айве и тоже наживаться. Одно время было затишье, когда криминальные группировки стали терять в деньгах, и им это не нравилось. Ведь люди — молодцы. Они бегут в магазин и сметают все подряд, когда слышат слово «кризис». Прибежали, а цены там совсем другие — повыше. Ведь продавцы — они тоже молодцы, потому что они тоже люди. После каждого кризиса они становятся чуть пожирнее.

Недавно Захарову рассказали анекдот. Мужик в магазине видит ценник: «Суслятина B.C.» Он и просит дородную продавщицу взвесить ему килограмм суслятины высшего сорта. А та поднимает «ценник», на поверку оказавшийся бэйджиком, упавшим на витрину, и пришлепывает его на грудь: «Суслятина Вера Степановна — это я».

И Суслятина встала на весы. Но этого в анекдоте не было.

Днем такой расклад еще устраивал Захара, к вечеру он забеспокоился всерьез. Он чувствовал, что против него ведется грязная игра, но не мог понять, куда дует ветер. Дальнейшие серьезные намерения президентского вышибалы, его нешуточные претензии, сильный шаг и прочее вызывало уважение. Он даже понимал «базар за кости» и почти наизусть запомнил монолог заказчика в вольном изложении прокурора-адвоката: