Убить Гиппократа

И я вдруг некстати вспомнил, как бежал по пыльной желтой дороге от дачи. И плакал от ярких солнечных лучей, бьющих мне в лицо. А позади шли мои родители. Стена, крепость, надежность. Которую я уже никогда в жизни не узнаю. И, конечно, конечно, конечно – так много счастья! Что, казалось, хватит на всю жизнь. И еще останется. Поделюсь! Налетай! Счастья навалом!.. Нет, ничего не хватило. Только счастье в кредит. Но я этот кредит еще не открыл. Да, еще… Тогда… Конечно, по обочине дороги цвели синие цветы. Которые я непременно подарю маме. Такие дорогие цветы. И такие осмысленные. Как и детство. А оказывается, это был просто цикорий…

– Остановись, Дункан, – уже спокойно сказал я. – Нас действительно слышат.

– Ну и что! Пусть! Пусть слышат! А-а-а-а!!! – закричала она и, оглушенная собственным криком, заткнула уши.

И тут я не выдержал и спокойно ударил ее по лицу. Она вмиг отрезвела и заплакала. Так по-детски. Совсем тихо. И опустилась на диван. Наверное, она так плакала, когда жмурилась от того далекого, родного солнца. Которое уже никогда не увидит.

– Уходи, Дункан, уходи. Тебе здесь делать нечего. Ты здесь союзников не найдешь. Даже по детству.

– По детству… Ха… По детству… А что такое детство, Гиппократ? Ты помнишь? А если в него стреляют? Или сжигают его заживо? Или пускают под откос? Или взрывают? Это тоже детство? А ты знаешь, что такое убивать детство? Или просто убивать? Ты знаешь? Ты убивал когда-нибудь, Гиппократ?.. Нет, не так, одного и конкретного. Ну, словом, например… Это правильное выражение – убить словом. И точное. Я-то знаю… Ну, или просто подсыпать яда или воткнуть нож в спину… А убивать по-другому. Совсем по-другому. Совсем чужих людей или совсем чужих детей. Ты убивал? А ведь это так легко. Точно говорю – легко. Это одного трудно. А массу, просто массу. Это совсем просто. Ни лиц, ни судеб перед тобой. Масса. В массу стрелять легко. Массу не знаешь. Подумаешь, масса детей. Они нехотя тащатся по утрам в детсад на санках или самокате. Перед утренником наряжаются. Банты и бабочки. Заучивают стишата. По вечерам смотрят «Спокойной ночи, малыши». И засыпают с плюшевым мишкой в обнимку, бормоча: «Мамочка, я тебя так люблю…» По выходным прыгают на батуте или катаются на каруселях. А потом уплетают мороженое или пирожное в кафешке. Завидная жизнь! У них даже есть свои мысли. И свои проблемы… Это целое государство – детство. Со своим законом и своим уставом. Только в отличие от нас детки знают, что в их государстве надежный тыл – это взрослые. Которые их всегда, слышишь, Гиппократ, всегда защитят! Ведь взрослым все под силу!.. Ну а нам-то какое дело, а?..

– Я не понимаю тебя, Дункан…

Почему-то я встревожился. Мне искренне хотелось, чтобы она поскорее убралась. Мне не нравился этот разговор. И ничего выпытывать у нее я уже не собирался.

– В том-то и дело, что мне нет ни до кого дела. И уж тем более до массы. До толпы. Да пусть она сгинет! И с детьми этими я не знакома. У меня вообще нет детей. И уже не будет. Так какое мне дело до толпы этих сорванцов! Даже если они в один миг погибнут!.. Ты как думаешь, Гиппократ? Может, это даже к лучшему? Ведь мир такой страшный, такой опасный. Так зачем им жить в этом страшном, в этом опасном мире? Зачем?.. Они боятся ночи. Они боятся темной комнаты. Но еще не понимают, что весь мир – это одна ночь. Только в ней автоматом включается солнце. И весь мир – это темная комната. Только в ней автоматом включается свет. Все одно и то же. Жизнь – это тьма…

Слово «тьма» она протянула: «тьма-а-а-а-а»… Задумалась на секунду. И продолжила:

– И если в этой тьме-тьмущей и бывает иногда спокойно, то все равно деткам подсунут ужастики. Чтобы их головки взрывались. Черепа на майках. Скелеты в виде новогодних игрушек. Чтобы расшатать их психику… А потом эти ужастики непременно станут правдой… Так что никогда в жизни спокойно не бывает. Жизнь – это не просто тьма. Это еще просто ужастик. Так зачем им жить в закрытой, темной комнате ужаса? А, Гиппократ? Чтобы вырасти, если повезет, и хоронить своих детей? У которых тоже не будет детства? Или самим стать убийцами? Зачем? Это у нас с тобой, Гиппократ, было детство. И поэтому мы только его и помним. А потом… Потом – просто тьма и ужас. Просто мы еще живы. И тоже – зачем? Вставать по утрам нехотя. Заметь, нехотя – какое привычное слово! Оказывается, мы просто хотим все время спать. И что такого – все время спать… Ты меня понимаешь?.. А потом с ненавистью тащиться на работу. Унижаться, кривляться и все время быть не самим собой. По вечерам – те же ужастики. По выходным – напиться, чтобы забыться. И опять же – крепко уснуть… Мы все время, оказывается, жаждем смерти. Невольно, но все время жаждем уснуть. Только так мы можем еще быть счастливыми…