Убить Горби

– По сто пятьдесят евро за бутылку. Лучший в стране… Ты сам-то не догадываешься, почему мы его целый год искали по всему миру? Почему столько денег потратили?

– Думаете, он в курсе, где спрятаны «золотые медвежата»?

– Тихо, тихо… Зачем вслух такие вещи произносишь?

– Ну, хорошо, скажу «золото партии», «сокровища политбюро»….

– Сокровища Серебряного озера… Лучше так. Золота партии не было никогда как такового. Это пусть пресса жонглирует красивыми словами – наше с тобой дело докопаться, что они знают и к каким ресурсам у них есть доступ.

– А я не верю в сговор. Да, какие-то деньги ему достались по случаю: яхту купил, в Канаде живет… А может, его фонд Горбачева финансирует… А что? Очень даже правдоподобно. Узнал Горбачев, кому обязан своим чудесным спасением, и решил назначить герою пожизненную пенсию. Впрочем, нет, в такое я не поверю никогда. И, тем не менее, ты же знаешь, о каких суммах могла идти речь, если они планировали финансировать изгнание президента. Капитал Абрамовича и иже с ним вкупе – это, цитируя любимое кино, мелочь по карманам тырить.

– Иных мотивов, кроме материальных, я не вижу. По идейным соображениям кадровый спец, чекист или грушник должен был желать только одного: убить Горбачева, но уж никак не спасти…

– А как же генерал Степанов?

– А что Степанов? – Николай Николаевич насторожился.

– Говорят, была записка предсмертная… Может, он как раз и приказал не трогать, или, не приказал трогать, я не знаю.

– Была записка, не было – какая разница? Будь что-то стоящее – узнали бы непременно. Из газет. Ты ведь помнишь, какое общество тогда было? Что сито…

– Николай Николаевич, как собираетесь поступить с Семеновым? Сдадите Москве?

– А на хера он Москве сдался?

– Так вроде говорили, двойной агент… Можно уже переходить опять на русский?

– Можно. Двойной агент? Чепуха. Нормально работал, честно. Просто запутали его, и он сам в какой-то момент запутался, стал переигрывать. Так бывает. Свой среди чужих, чужой среди своих. Я его давно знаю. Он не предатель. – Николай Николаевич вздохнул.

– Так может, представление напишете бывшим коллегам на награду? – язвительно предложил Кирилл.

– Черняев, шутить сейчас не время, – с грустью огрызнулся Николай Николаевич. – В Москве он никому не нужен. И нам не нужен.

– И что? Моментом в море что ли? Столько работы насмарку. Одну Марию пришлось обрабатывать два месяца!

– Кирилл, мне это все не доставляет удовольствия. Он мне симпатичен, я его на работу принимал. Но выбора нет. Речь идет о больших деньгах и очень больших людях. Или самому сдаваться, или его, как ты говоришь, моментом… Впрочем, – задумчиво произнес Николай Николаевич, – возможно, есть шанс. Мне только нужно с ним поговорить. Где он у тебя?

– Как из Италии привезли, так и лежит, спит в автобусе в гараже. Привести в чувство?

Николай Николаевич кивнул.

– И куда потом?

– Куда, куда… Сюда пригласи. Только будь поблизости. И наручники не снимай.

Когда Черняев удалился, Николай Николаевич налил себе очередную порцию кальвадоса, сделал глоток и с удовольствием вдохнул средиземноморский воздух. Над виллой сияли южные звезды, доносился аромат свежеприготовленного буйябеза, волны бились о прибрежные камни невдалеке. В это чудесное мгновение он в который раз определился: такая жизнь стоила тех огромных усилий, всего, что довелось пережить.

Страна развалилась, и под ее завалами погибли завоевания поколений и, главное, идеалы и вера. Но для умных и дальновидных, таких как Николай Николаевич, вскоре открылись невиданные ранее перспективы. Повернись дело иначе, сидел бы он сейчас почетным пенсионером на лавочке в подмосковном пансионате… ну, хорошо, пусть даже в Алуште, в ведомственном санатории. И думал бы, на что потратить деньги: купить телевизор или починить сильно подержанный автомобиль. Нет, Горбачеву надо сказать «спасибо» за счастливый быт для полпроцента населения, которому повезло.

Николай Николаевич поежился то ли от холода, то ли оттого, что живо представил Алушту, обшарпанную лавку на набережной и кирпичный гараж с потрепанной иномаркой. Нет, жизнь, которой он живет теперь, безусловно, стоит его усилий, но, к сожалению, требует жертв. Сегодня, возможно, придется принести еще одну, как бы ни было неприятно…

– Николай Николаевич!

Он вздрогнул и обернулся, услышав взволнованный голос Черняева.

– Что? – шепотом спросил он, предчувствуя неладное, но в глубине души надеясь, что самого неприятного не случилось.

– Сбежал, – сокрушенно развел руками Черняев и опустился в кресло рядом.

– Как?! А, черт… – Николай Николаевич прижал руку к груди. – И для чего вы все здесь?!

– Николай Николаевич, я не знаю, как это случилось. Выбрался из автобуса и из гаража, скотина. Мои ребята ничего не видели. Да и не выставили там… Он же после укола был да в браслетах.

– Кирюша, твою мать, он же спец, а не мальчишка с улицы. Я сам его рекомендовал и прекрасно знаю, чему и как его обучали.

– Научили на свою голову, теперь житья нету…