– Я приехал с Украины, – сказал Пашка, следуя своей «легенде». – Это в Советском Союзе. Буду учиться в Америке.
Из подсобного помещения выплыла дородная темнокожая женщина.
– Круто! – воскликнула она и, насыпав в стакан льда и разбавив его водой, уселась напротив. – Советский Союз – это интересно. А я здоровалась за руку с Горбачевым, когда он к нам приезжал.
– Он был у вас в баре? – неуклюже пошутил Пашка.
Неожиданная собеседница рассмеялась – шутка пришлась ей по душе.
– Нет, это было в Вашингтоне, кажется в декабре, три года назад. Я тогда еще не была хозяйкой этого бара. Он такой сладкий! Не is so sweet.
– Сладкий? Горбачев? Вот уже не знаю. В Америке его любят, а у нас недолюбливают, – заметил Пашка, чувствуя целебный эффект пива на его исстрадавшийся похмельем организм.
– Поразительно, – удивилась хозяйка. – Но ведь он такой классный (he is so cool), великий просто (just great). Здесь его все обожают. Моя бабушка говорит, что впервые за пятьдесят лет не боится «красных».
– Извините за «красных», – барменша неодобрительно взглянула на хозяйку бара.
– Ну и правильно, как еще нас называть? – спокойно отозвался Пашка. – Мы ведь пьем много, из-за этого наши лица краснеют.
Все рассмеялась. Американцы легки на смех чрезвычайно. По-первости это может даже обескураживать. Пашка со временем привык и понял, что уныние тут не в чести, да и заподозрить неладное могут.
– Почему у вас не любят Горбачева? – поинтересовалась хозяйка.
– Не то что не любят… Скорее, дело в безразличии. У нас в СССР сейчас полная неразбериха.
– Вы поэтому сюда приехали?
– Можно сказать, да. Надоели грязь и сараи. Охота пожить по-человечески. У вас тут просто супер (it is so cool here).
– У нас хорошо, согласна с вами. Но надо много работать. Мне мои восемь долларов в час очень тяжело даются. Это сейчас я сижу и разговариваю с хорошим парнем, а обычно все по-другому, – барменша тяжело вздохнула.
– Ничего себе! Восемь долларов ей мало! – с негодованием воскликнула хозяйка. – Мне в ее возрасте и того не платили. И ничего, жива-здорова.
Из подсобки донеслась телефонная трель, и тучная хозяйка проворно исчезла за ширмой.
Словосочетание «с хорошим парнем» Пашке понравилось. Он уже собрался предложить девушке продолжить общение после окончания ее смены, но она первая нарушила молчание и, внимательно посмотрев на него, спросила на чистом русском:
– С Украины, говоришь?
– Вы русская, что ли?
«Как я сразу-то не понял?»
– Да, – спокойно ответила она. – И ты ведь тоже?
– Верно. Насчет Украины – сам не понимаю, почему…
– Ничего страшного. Американцам все равно. Ответишь, откуда ты родом, и они через пять минут забывают. Никаких предрассудков. Не важно, кто ты по национальности, важно, хватает ли у тебя сил направо и налево твердить, что все «окей».
– Согласен. А вы давно здесь?
– На «ты» лучше будет.
– Не против.
– Уже три года.
Они помолчали. В бар вошел затрапезного вида посетитель, попросил шот виски, выпил и, расплатившись, покинул помещение.
– А ты какими судьбами в Нью-Йорке? – поинтересовалась девушка.
– Именно что судьба занесла.
– Ну после расскажешь.
Он вопросительно взглянул на нее и, когда их взгляды встретились, понял, что краснеет.
– Кстати, зовут меня Павел.
– Это я уже поняла. Я Настя. Местные кличут Anastasia. Всем нравится это имя. А мне иногда хочется, чтобы называли, как я привыкла. Страсть как иногда надоедают американцы. Все предсказуемо, корректно до тошноты. Так бы и пнула. – Девушка рассмеялась, продемонстрировал белоснежные зубы.
«Хорошая ты, Настя» – подумал Пашка, наблюдая за ее работой.
Их непринужденная беседа спровоцировала Пашку на поступок. Точнее, на прямое нарушение инструкций начальства. Он выведал у девушки время окончания смены и несказанно удивил ее своим появлением у входа в бар. После непродолжительных сомнений она позволила проводить себя до дома.
Настя жила в Ист-сайде, пришлось брать такси. Выскочив из машины, она помахала ему рукой и скрылась в подъезде высотки.
Пашка снимал комнату у бывшего соотечественника, иммигрировавшего из Союза еще в начале семидесятых. Тот постоянно отсутствовал, так как работал представителем страховой фирмы и по долгу службы вынужден был проводить большую часть времени в командировках и на нескончаемых корпоративных семинарах. Таким образом, Пашке за полцены досталась вполне приличная квартирка на Манхэттене, на углу Бродвея и Восемьдесят восьмой улицы.
Соотечественника товарищи по работе «пробили» по всем возможным архивам – выходило, мужик абсолютно чист по линии Конторы.
В тот вечер, вернувшись в квартиру бывшего земляка, Павел Семенов впал в непривычную меланхолию, поминутно сменявшуюся навязчивым беспокойством. Так бывает, когда человек, идущий на вечеринку, где его давно ждут, вдруг попадает в дорожный затор или застревает в лифте. Облом на пике предвкушения.
Пашка налил себе виски, выпил. Не помогло. Налил еще – получил опять отсутствие эффекта. Из головы не выходила Настя. Пожалел, что не попросил у нее номер телефона. Походил из угла в угол по комнате, постоял у окна, барабаня пальцами по стеклу.